Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— Простите мое промедление, сударь. Виной всему обстоятельства…

— Это меня мало интересует, — жестко заметил Прасвилль. — Насколько мне помнится, вы обещали любой ценой вырвать его у Добрека.

— Да. Но Добрека не было в Париже. Он разъезжал на моем автомобиле. Вернее, на крыше автомобиля, в корзине, куда я его уложил. А машина, увы, могла прийти только после казни. Поэтому…

— На крыше?.. В корзине?.. — Прасвилль в изумлении уставился на господина Николя.

— Поэтому, — продолжал господин Николь, — я решил поискать другое средство.

— Какое же?

— Вы знаете это так же хорошо, как и я.

— Не понимаю.

— Да ну, разве вы не присутствовали при казни?

— Да, был.

— В таком случае вы знаете, что Вошери был убит, а распорядитель ранен…

— Как, — сказал ошеломленный Прасвилль, — вы сознаетесь, что стреляли сегодня утром?

— Мне ничего более не оставалось. Список двадцати семи, принесенный вам, оказался подложным. Добрек, у которого был настоящий список, мог прибыть только через несколько часов после казни. Добиться помилования Жильбера можно было только одним способом — задержать на несколько часов исполнение приговора.

— Разумеется.

— Подстрелив этого закоренелого преступника Вошери и ранив палача, я выиграл время. У нас сейчас есть возможность не спеша все обговорить.

— Что ж, давайте обговорим. Вы уже знаете, что для предотвращения казни нужен список двадцати семи. Он у вас есть?

— Есть.

— Настоящий?

— Да. С лотарингским крестом.

Прасвилль замолчал. Не решаясь еще прямо атаковать Люпена, он спросил почти робко:

— Итак, Добрек вам его отдал?

— Добрек ничего не дает. Я сам взял.

— Насильно?

— Нет, хотя я был готов на все, когда этот милый Добрек был извлечен из корзины… Бандит лежит на диване, связанный, с оголенной грудью, и постепенно приходит в сознание. Кларисса Мержи, сидя около дивана, касается концом длинной иглы груди Добрека и шепчет: «Отвечай! Говори, где список, или я воткну иглу!» Она уже приготовилась, положила палец на грудь Добрека в области сердца и говорит мне: «Я хочу видеть его глаза. Снимите с него очки!» Я мигом срываю лорнет и очки. И вдруг меня озарило. Я наношу ему удар и одним ударом большого пальца вышибаю ему левый глаз.

Господин Николь встал с места, вынул из кармана какой-то предмет, подбросил его в воздух, подхватил на лету и объявил спокойно:

— Левый глаз Добрека.

Прасвилль был в недоумении. Что значила вся эта история? Он сказал, побледнев:

— Объясните, пожалуйста.

— Но мне кажется, что все ясно как нельзя больше. Добрек, узнав, что Кларисса перехватила его письмо к мастеру, в котором он просил отшлифовать хрусталь так, чтобы внутри образовалось углубление, принял меры. По доставленному ему образцу он заказал хрустальную пробку с углублением внутри, и за этой пробкой мы гонялись месяцами. Ее-то я и откопал в пачке табака, тогда как нужно было…

— Тогда как нужно было?..

— Просто взяться за глаз Добрека.

— Стеклянный глаз? — пробормотал Прасвилль.

— Да, — воскликнул господин Николь, — стеклянный глаз. Он защищал его двумя парами очков. В нем был скрыт, да и сейчас еще скрывается список Добрека.

Прасвилль опустил голову и провел рукой по лбу, стараясь скрыть радость. Справившись со смущением, он развязно спросил:

— Так, значит, список здесь?

Господин Николь молча протянул Прасвиллю стеклянный глаз.

Прасвилль вытянул руку, схватил предмет и осмотрел его. Задняя часть глаза сдвигалась. Он слегка нажал. Глаз подался — внутри лежала бумажка, скатанная шариком.

Он развернул ее и быстро, не останавливая внимания на именах, почерке и подписи, поднял руки и стал рассматривать бумажку на свет.

— Все в порядке, — сказал он. — Список подлинный.

Он помедлил несколько мгновений, потом свернул бумажку, вложил ее в хрустальный глаз и опустил в карман.

— Когда я могу получить ответ из Елисейского дворца? — спросил господин Николь.

Прасвилль покачал головой:

— На меня не рассчитывайте, господин Николь.

— Как? — спросил с удивлением Николь. — Вы отказываетесь от своих обещаний?

— Да, я передумал участвовать в ваших делишках.

— Ваша воля, сударь. В таком случае прошу вернуть мне список.

— Нет. Жильбера все равно не спасти.

— Черт возьми, однако коротка у вас память, да и совесть не особенно чутка. Вы уже забыли свои вчерашние обязательства?

— Вчера я имел дело с господином Николем.

— Ну?

— Вы не господин Николь.

— В самом деле? А кто же я?

— Сказать?

— Скажите.

— Вы Арсен Люпен. Но сейчас вы даже не Люпен. Вы обыкновенный смертный, оказавшийся в самом сердце префектуры. Вас окружают десятки крепких парней, к которым на помощь прибегут еще столько же, если понадобится. Вы проиграли, Люпен.

Господин Николь пожал плечами и с сожалением посмотрел на Прасвилля:

— Что ж, можете вызывать своих парней, но, думаю, это не в ваших интересах.

— Вот как?

— Да. Среди двадцати семи имен списка есть имя бывшего депутата Станислава Воранглада. Вам хорошо известно, что самое поверхностное следствие немедленно покажет, кто разделил с этим экс-депутатом немалые доходы.

— Что вы мелете? — пробормотал Прасвилль.

— Я не мелю, — отчеканил господин Николь. — Если не выполните наших прежних условий, сегодня вечером парижские газеты опубликуют четыре письма из вашей переписки со Станиславом Ворангладом, которые он мне только что продал. Вот вам шляпа, трость и пальто. Спешите. Я жду.

Прасвилль не выразил ни малейшего протеста.

— За помилование Жильбера мне будет возвращена корреспонденция? — спросил он.

— Она будет вам возвращена ровно через два месяца после того дня, как я и мои друзья устроим побег Жильбера. Вы же позаботитесь о том, чтобы надзор был слабым, а стража получила соответствующие распоряжения.

— И это все?

— Нет. Еще условие.

— Какое?

— Немедленно выдайте мне чек на сорок тысяч франков.

— Сорок тысяч!

— За эту цену я купил письма у Воранглада.

Прасвилль подумал с минуту, потом резко направился к двери и позвал:

— Господин Лартиг!

И затем прибавил тихо, но так, чтобы Николь расслышал:

— Господин Лартиг, уведите ваших агентов. Произошло недоразумение. Запретите входить в мою контору в мое отсутствие. Господин будет меня ждать.

Он вернулся, взял шляпу и пальто, которые Николь ему подал, и вышел.

Вернулся он быстрее, чем того ожидал Люпен.

— Кончено? — спросил Люпен.

— Да. Декрет о помиловании скоро будет подписан. Вот письменное обязательство.

— А сорок тысяч франков?

— Получите чек.

— Прекрасно. Корреспонденцию Станислава Воранглада вы получите на известных вам условиях. Пока же отдаю вам те четыре письма, которые я должен был послать сегодня вечером в газеты.