Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— Вильсон, я готов, мы теперь можем идти.

— В путь, — воскликнул Вильсон, полный воинственности. — Только признаюсь, у меня мурашки по коже.

У Шолмса были три долгие беседы — вначале с мэтром Дэтинаном, чьи апартаменты он изучил в мельчайших подробностях; с Сюзанной Жербуа, он вызвал ее телеграммой и долго расспрашивал о Белокурой даме; и, наконец, с сестрой Августой, которую он нашел в обители Пресвятого Посещения, куда она удалилась после убийства барона д’Отрека.

После каждого разговора Вильсон, в разговорах не участвовавший, спрашивал Шолмса:

— Вы довольны?

— Очень доволен.

— Я и не сомневался. Мы на верном пути. Идемте.

Они много ходили. Посетили оба здания, соседствующие с особняком на проспекте Анри Мартен, потом прошлись до улицы Клаперон, и тут, осматривая фасад дома № 25, Шолмс сказал:

— Совершенно очевидно, что между всеми этими домами существуют потайные ходы… Но чего я не могу понять, так…

В глубине души (и впервые в жизни) Вильсон усомнился во всемогуществе своего гениального друга. Почему он столько говорил и так мало действовал?

— Почему? — воскликнул Шолмс, отвечая на сокровенные мысли Вильсона. — Да потому, что с этим чертовым Люпеном работаешь, словно в вакууме, наудачу, и вместо того, чтобы доискиваться до истины, исходя из точных фактов, нужно извлекать ее из собственных мозгов, а потом проверять, приложима ли она к произошедшим событиям.

— И все-таки как же с потайными ходами?

— А что потайные ходы! Даже когда я их найду, найду тот, который позволил Арсену Люпену войти к своему адвокату, или тот, которым ушла Белокурая дама после убийства барона д’Отрека, чего я достигну? Будет ли у меня возможность атаковать его?

— Будем атаковать, — воскликнул Вильсон.

Не успев договорить эти слова, он с криком отшатнулся. Что-то тяжелое упало к их ногам, это был мешок с песком, который мог серьезно покалечить их.

Шолмс поднял голову, рабочие что-то делали на лесах, укрепленных на балконе шестого этажа.

— Ничего себе, — воскликнул он, — нам повезло, сделай мы еще один шаг, и эти нескладехи уронили бы мешок нам прямо на голову. И впрямь можно подумать…

Он резко замолчал, бросился к дому, взбежал на шестой этаж, позвонил, ворвался, страшно напугав слугу, в комнату и вышел на балкон. Там никого не было.

— А где рабочие?.. — спросил он слугу.

— Они только что ушли.

— Но как они вышли?

— Черным ходом.

Шолмс склонился вниз. Он увидел двоих, вышедших из дома и взявшихся за рули велосипедов. Они сели на них и тут же исчезли из виду.

— И давно они на этих лесах работают?

— Эти-то? Да они только сегодня появились. Новенькие.

Шолмс спустился к Вильсону.

Они в мрачном настроении вернулись к себе, и этот второй день закончился в гробовом молчании.

На следующий день — та же программа. Они сели на ту же скамейку на проспекте Анри Мартен и, к великому отчаянию Вильсона, которого все это никак не развлекало, бесконечно сидели напротив трех зданий.

— На что вы надеетесь, Шолмс? Что Люпен выйдет из одного из этих домов?

— Нет.

— Что появится Белокурая дама?

— Нет.

— На что же в таком случае?

— В таком случае я надеюсь, что что-нибудь да произойдет и тогда мне будет за что зацепиться.

— А если ничего не произойдет?

— Тогда во мне что-нибудь наконец произойдет, какая-нибудь искорка мелькнет, от которой вспыхнет порох.

И только один инцидент нарушил монотонность этого утра, но нарушил довольно неприятным образом.

Лошадь какого-то господина, двигавшегося по ездовой аллее посреди мостовой, вдруг рванулась к тротуару и едва не снесла скамейку, где они сидели, и крупом задела Шолмса за плечо.

— Ну-ну! — ухмыльнулся он. — Еще немного, и плечо у меня было бы сломано!

Всадник ругал свою лошадь. Англичанин схватил револьвер и прицелился. Но Вильсон живо схватил его за руку:

— Вы с ума сошли, Херлок! Смотрите-ка… вы что! Вы же убьете этого джентльмена!

— Отпустите меня, Вильсон, ну, отпустите же.

Завязалась борьба, а тем временем человек справился со своей лошадью и пришпорил ее.

— А теперь стреляйте, — торжествующе воскликнул Вильсон, когда всадник был уже довольно далеко от них.

— Послушайте, вы, трижды идиот, вы что, не понимаете, что это был один из соучастников Арсена Люпена?

Шолмс дрожал от гнева. Вильсон, ставший весьма жалким, прошептал:

— Что вы такое говорите? Этот джентльмен?..

— Соучастник Люпена, как и рабочие, сбросившие мешок с песком нам на голову.

— Но это невероятно!

— Вероятно это или нет, но у нас была возможность получить доказательства.

— Убив этого джентльмена?

— Да просто-напросто сбив с ног его лошадь. Если бы не вы, я бы поймал соучастника Арсена Люпена. Вы понимаете теперь, какую глупость сделали?

Весь день они угрюмо промолчали, не сказав друг другу ни слова. В пять часов, когда они прохаживались по улице Клаперон, помня, что от домов надо держаться подальше, путь им преградили трое молодых рабочих; они пели, держась за руки, и решительно не собираясь расцепляться, так и шли дальше. Шолмс, у которого было плохое настроение, не захотел уступать им дорогу. Завязалась потасовка. Шолмс, приняв боксерскую позу, двинул кулаком одному в грудь, другому в лицо и уложил двоих из молодых людей, которые, не ввязываясь дальше в драку, вместе с третьим своим приятелем удалились прочь.

— О, — воскликнул Шолмс, — теперь я себя чувствую получше. У меня нервы были слишком натянуты… я отлично размялся…

Однако, заметив, что Вильсон прислонился к стене, он спросил его:

— Ну что? В чем дело, дружище, вы так сильно побледнели?

Дружище показал безжизненно повисшую руку и прошептал:

— Не знаю, что это со мной… рука болит.

— Рука болит? И сильно?

— Да… очень… правая…

Несмотря на все усилия, Вильсон пошевелить ею не мог. Херлок ощупал руку, вначале осторожно, потом довольно основательно, «чтобы понять, — как он сказал, — насколько сильна боль». Боль была настолько сильной, что они, обеспокоенные этим, пошли в соседнюю аптеку, где Вильсон свалился в обморок.

Аптекарь и его помощники не стали терять времени даром. Выяснилось, что рука у Вильсона сломана, тут же стало понятно, что без хирурга не обойтись и даже, быть может, нужна операция и, во всяком случае, клиника. А пока пациента раздевали, он, измученный страданиями, просто выл от боли.

— Ладно… ладно… отлично… — приговаривал Шолмс, поддерживая руку Вильсона, — немного терпения, дружище… через пять-шесть недель все у вас пройдет… Но они мне за это заплатят, негодяи! Слышите… особенно он… потому что это все фокусы злосчастного Люпена… О, клянусь вам, если когда-нибудь…