Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

В костюме с белым галстуком, в мягкой облегающей рубашке, Арсен Люпен легко говорил, рассказывал истории, над которыми от души смеялся господин Дестанж, а на губах Клотильды появлялась улыбка. И каждая ее улыбка, казалось, была ему наградой, о которой он и мечтал, и он всякий раз радовался, завоевав ее. Он был вдвойне весел и остроумен, и как-то само собой получалось, что, слушая его счастливый и ясный голос, Клотильда оживлялась и холодность, делавшая ее малосимпатичной, исчезала с ее лица.

«Они любят друг друга, — подумал Шолмс, — но что, черт побери, может быть общего у Клотильды Дестанж и Максима Бермона? Знает ли она, что Максим не кто иной, как Арсен Люпен?»

До семи часов он жадно слушал их, ловя каждое слово. Затем, со всеми предосторожностями спустился вниз и прошел по дальней стороне комнаты, где не было риска, что его увидят из гостиной.

На улице Шолмс, убедившись, что поблизости нет ни автомобиля, ни фиакра, прихрамывая, удалился по бульвару Мальзерба. Однако на ближайшей улочке он надел пальто, которое нес под мышкой, изменил форму своей шляпы, выпрямился и, таким образом преображенный, вернулся на площадь, где застыл в ожидании, не отрывая глаз от дверей особняка Дестанжа.

Почти сразу же вслед за ним вышел и Арсен Люпен; по Константинопольской, а затем по Лондонской улице он двигался к центру Парижа. В ста метрах за ним шел Херлок.

Восхитительные это были минуты для англичанина! Он жадно вдыхал воздух, как хороший пес, почуявший свежий след. И впрямь, ему казалось, что нет ничего приятнее на свете, чем преследовать противника. Не за ним следили, а он сам следил за Арсеном Люпеном, за Арсеном Люпеном — невидимкой. Если можно так выразиться, он держал его на конце взгляда, будто был связан с ним узами, которых не разорвать. И он наслаждался, поглядывая на свою добычу среди прохожих, добычу, которая принадлежала ему.

Но вскоре его поразило нечто очень странное: примерно на середине расстояния, отделявшего его от Арсена Люпена, какие-то другие люди шли в том же направлении, а именно: два здоровых парня в шляпах вроде цилиндров — по левому тротуару и два других, в кепках и с сигаретами в зубах, — по правому.

Быть может, это была всего лишь случайность. Но Шолмс удивился еще больше, когда Люпен зашел в табачную лавочку, а они тут же остановились, и уж совсем удивился, когда они двинулись вслед за ним одновременно, но все по отдельности, по шоссе Д’Антен.

«Проклятье, — подумал Шолмс, — значит, за ним следят!»

Мысль, что кто-то другой напал на след Люпена, что кто-то отнимет у него — нет, не славу, он мало о ней беспокоился, но огромное удовольствие победить в одиночку самого непобедимого врага, которого он когда-либо в жизни встречал, эта мысль совершенно выводила его из себя. Тем не менее ошибиться было невозможно: у этих людей был настолько равнодушный вид и настолько преувеличенно естественные повадки, какие бывают только у тех, кто, подделываясь под чужой шаг, не хочет быть замеченными.

— Быть может, — прошептал Шолмс, — Ганимар знает куда больше, чем говорит… Может, он подшучивает надо мной?

Ему захотелось подойти к одному из четверых и поговорить с ним. Но когда они подходили к бульвару, толпа стала гуще, — он побоялся, что упустит Люпена, и ускорил шаг. Он подошел ближе, когда Люпен уже входил в венгерский ресторан на углу улицы Эльдер. Дверь была открыта настежь, и Шолмс, сидя на бульваре, по другую сторону улицы, мог со своей скамейки видеть, как Люпен садится за великолепно накрытый, украшенный цветами стол, где уже сидели трое в костюмах с двумя очень элегантными дамами; все они были очень ему рады и не скрывали этого.

Херлок поискал глазами тех четверых и тут же увидел их, затесавшихся в разные группки людей, слушавших цыганский оркестр из соседнего кафе. Забавно было, что все они, казалось, гораздо больше интересовались теми, кто их окружал, чем Арсеном Люпеном.

Вдруг один из них достал из кармана сигарету и подошел к человеку в рединготе и высокой шляпе. Человек достал свою сигарету, и Шолмсу показалось, что они разговаривали несколько дольше, чем это требуется для того, чтобы закурить. Наконец этот человек поднялся по ступенькам к дверям ресторана и заглянул в зал. Глядя на Люпена, он подошел к нему, с минуту поговорил с ним, затем уселся за соседний столик, и Шолмс должен был констатировать, что этот господин не кто иной, как всадник с проспекта Анри Мартен.

И тогда он все понял. За Арсеном Люпеном не только не следили, эти люди входили в его банду! Они были на страже его безопасности! Это были его телохранители, его спутники, его эскорт. Повсюду, где их хозяин мог подвергнуться опасности, его соучастники были под рукой, готовые предупредить его, готовые защитить. Все четверо — соучастники! Человек в рединготе — тоже соучастник.

Англичанина пробила дрожь. Может ли случиться, что он справится с этим непобедимым существом? Какое безграничное могущество представляет собой такая команда, да еще во главе с Люпеном!

Он вырвал из своей книжечки листок, написал карандашом несколько строчек, вложил его в конверт и сказал мальчишке лет пятнадцати, который лежал рядом с ним на скамейке:

— Давай-ка, малыш, найми машину и отвези это письмо в швейцарскую таверну на площади Шатле. И живо…

Он дал ему пятифранковую монету. Мальчишка исчез.

Прошло полчаса. Толпа все прибывала, и Шолмс теперь только время от времени мог видеть сообщников Люпена. Но вдруг кто-то взял его за плечо и сказал ему на ухо:

— Так в чем дело, господин Шолмс?

— Это вы, господин Ганимар?

— Да, мне в таверну принесли вашу записочку. В чем дело?

— Он здесь.

— Да что вы говорите?

— Там, в глубине ресторана… пригнитесь вправо… Видите его?

— Нет.

— Он наливает шампанское своей соседке.

— Но это не он.

— Он.

— Я же вам говорю… О, однако… Да, он же может… Ах, негодяй, как он похож на себя! — наивно прошептал Ганимар. — А все другие — это его соучастники?

— Нет, его соседка — леди Кливден, другая — герцогиня де Клит, а напротив него — испанский посол в Лондоне.

Ганимар шагнул вперед, но Херлок удержал его:

— Какая неосторожность! Вы же один.

— И он тоже.

— Нет, у него есть люди на бульваре, они охраняют его… А еще вон тот господин в глубине ресторана…

— Но когда я схвачу Арсена Люпена за шиворот, выкрикнув вслух его имя, весь зал будет на моей стороне, все официанты.

— Я бы предпочел нескольких полицейских.

— Но на этот раз у друзей Арсена Люпена открылись бы глаза… Нет, ей-богу, господин Шолмс, у нас выбора нет.

Он был прав, Шолмс чувствовал это. Лучше было на всякий случай попробовать воспользоваться исключительными обстоятельствами. Он только посоветовал Ганимару: