Анатолий Ковалев - Кровавый источник

Не снилось такое и отцу Владимира Евгеньевича, преподавателю истории, смутившему некогда покой юноши рассказами о Венгрии. Отец желал одного — чтобы Володя получил высшее образование и стал интеллигентным человеком. Володя же с самого раннего возраста стремился хорошо заработать, чтобы купить дом в степях Альфельда. Он, правда, поступил в университет, но проучился недолго. Вскоре оказался за решеткой, как валютчик и спекулянт. К тому же выяснилось, что у Володи растет сын, прижитый от малограмотной девицы, работающей уборщицей в папином институте. Сердце отца не вынесло такого удара, а Вододя только через три года смог прийти на его могилу, когда попал под амнистию.

Не снилось такое и матери Владимира Евгеньевича, урожденной Тенишевой, из старинного русского дворянского рода. Володя с детства был больше привязан к матери, чем к отцу. Относился к ней трепетно. Но, когда вышел из тюрьмы, чуть не довел ее до инсульта. Володя сделал обрезание. Володя стал правоверным иудеем, хотя отец всю жизнь высмеивал любые предрассудки, а мать в тайне от отца держала в доме иконы. Разрыв отношений между матерью и сыном был тяжелым ударом для обоих.

Он снял комнату. Восстановился в университете, но так его и не закончил. Мешали дела. С валютой он завязал, зато увлекся драгоценными камнями. Дела шли в гору. Прекрасные знания в этой области и врожденная предприимчивость позволили ему за несколько лет сколотить огромное состояние. Ему принадлежал первый в городе частный ювелирный магазин. Правда, мало кто об этом знал, потому что магазин открылся под вывеской одной солидной фирмы, то есть «под крышей», как это принято называть.

«Крышу» долго выбирать не пришлось. Мишкольц знал, в каком районе он покупает магазин и кто хозяин этого района. И пошел он не в райисполком, а в казино.

Кручинина, или, попросту, Кручу, он никогда раньше не видел, но сталкивался кое с кем из его команды. Лицо у хозяина было скорее отталкивающее, чем симпатичное. Бегающие поросячьи глазки, приплюснутый мелкий нос, затерявшийся в толстых щеках, два ряда золотых зубов. Круча долго и внимательно рассматривал «красавчика». Было на что посмотреть. Высокий, спортивного телосложения, светло-русые волосы и при этом смоляные брови и большие темно-карие глаза. Кожа бархатистая, девичья. Пунцовый, чуть обиженный рот.

— С такой рожей надо дамочкам богатым угождать, а не камушками баловаться! — ухмыльнулся Круча. Его поддержал дружный хохот соратников.

Но, когда заговорил Мишкольц, все смолкли.

— Ты не один в этом городе, — произнес твердым, не дрогнувшим голосом молодой нувориш. Он не чувствовал страха. У него были деньги. Много денег. А на зоне он видел авторитетов и покруче Кручи. — Есть другие, которые проявят больший интерес к моему бизнесу.

Он повернулся, чтобы уйти, но его обступили со всех сторон.

— Эй, парень, я не люблю, когда со мной так разговаривают!

— А разве мы разговаривали? — в свою очередь ухмыльнулся Мишкольц.

Оказалось, они друг друга не поняли. Кручинин как раз любил, когда с ним говорили на равных, а не лебезили. Через час новые партнеры ударили по рукам.

На открытии магазина Мишкольц подарил Круче перстень с изумрудом старинной работы. Хозяин не расставался с ним до самой смерти. Он полюбил Мишкольца и его бизнес. Приблизил к себе насколько мог. Магазины стали расти как грибы.

Еще до всего этого процветания, когда он только восстановился в университете и жил в крохотной комнатушке, появилась Кристина. Они вместе учились. Она жила в студенческой общаге, была на шесть лет моложе его. Только со школьной скамьи. Кристина не отличалась красотой и не особо рассчитывала на расположение Володи. Впрочем, ей было все равно — она влюбилась.

Мишкольц, решив сначала просто поразвлекаться, вдруг понял, что эта девушка ему небезразлична. Она умна, нежна и, наконец, что очень важно для него, талантлива. Кристина писала стихи. Занималась в поэтическом клубе при университете. Мишкольц всегда тянулся к талантливым людям.

С появлением денег у него обнаружилась страсть к коллекционированию. Мишкольц решил собрать коллекцию русской живописи, старой и современной. У него появились друзья, художники и искусствоведы, с которыми он консультировался. С одним из них он особенно крепко сдружился, когда тот еще только заканчивал университет. Звали его Гена Балуев.

С Геной они объездили всю Центральную Россию, покупали картины где могли, по преимуществу у частников. Они загружали машину Мишкольца до потолка, так что спать могли только сидя. Возвращались уставшие, но счастливые. Кристина встречала их вкусным ужином. Она была первым зрителем, первой посетительницей его музея. Они выставляли перед ней эти шедевры в старых, почерневших рамах, и она хлопала в ладоши и визжала от удовольствия. Здесь были Бенуа, Сомов, Бакст, Гончарова, Борисов-Мусатов и многие другие. Коллекция Мишкольца по своей ценности не уступала собранию городской картинной галереи.

После этих странствий он взял Балуева в дело.

Удивительно, чем богаче становился Владимир Евгеньевич, тем сильней становились его религиозные чувства. Он выучил древнееврейский. Читал Тору и Талмуд. Отчаянно молился, накинув на голову талес, раскачивался из стороны в сторону и бил себя кулаком в грудь. В Йом-Киппур, в Судный день, обливался неподдельными слезами, замаливая грехи, в праздник Кущей веселился, танцевал, как говорится, стоял на голове.

Кристина безоговорочно приняла его веру, может, потому, что так сильно любила Володю, а может, втайне надеялась стать когда-нибудь его женой. Друзьям же говорила, что всегда сочувственно относилось к иудаизму и что эта вера ей ближе, чем христианство.

К открытию первого магазина вновь объявилась уборщица из папиного института. Наташа закатила сцену в его кабинете — требовала денег. В обмен на деньги она разрешила ему видеться с сыном. Если бы не Сашка, Мишкольц вообще забыл бы, что есть на свете Наташа — ошибка молодости. Чем больше он привязывался к сыну, тем наглее она становилась. Она преследовала его повсюду. Суммы «подаяния» увеличивались. Наташа грозила изувечить «эту шлюху»! И ему чудом удавалось сделать так, чтобы они не встретились. Наташа нашла поддержку у его матери — та даже приютила ее на время. А Володя по отношению к матери испытывал чувство вины и поэтому платил, платил, платил…

Кристина прекрасно понимала, что он делит любовь между ней и сыном, разрывается на части. И тогда она решила родить, не обсуждая с ним этого вопроса.

Появлению на свет Кольки Мишкольц почему-то не очень обрадовался. Между ними даже возникла полоса отчуждения. Может, считал себя обманутым, а может, ревновал ее к малышу.