Анатолий Ковалев - Кровавый источник

— Его же будут охранять, — возразил тот.

— А в офисе его разве не охраняют! И все-таки он боится кого-то в шкафу, в диване, под стулом. Здесь никакая охрана не поможет.

— Но в офисе это становится все явственней и явственней, — не унимался тот.

— Что же делать? Может, уговорить его съездить на курорт? Там он скорее успокоится, — нашла выход Светлана.

Криворотый молча обдумывал это предложение, но по выражению его лица она видела, что он не в восторге.

— Мне не хотелось бы так далеко отсылать босса. Он может срочно понадобиться. И что же тогда? Лететь за ним на курорт? Время сейчас тревожное…

— А когда оно не тревожное? И потом, он сам волен выбирать.

— И все-таки поговорите с ним о загородном доме, — настаивал тот.

— Хорошо, — пообещала Света.

— Вот и ладушки. — Он нехотя встал, бросив на прощание: — Пока! — и вышел.

Ей не понравился весь этот разговор, от начала и до конца. Зачем он приперся к ней? Кто она Стару? Во всяком случае, в няньки не нанималась! Вот возьмет и расскажет все Диме! О том, какой заботливый у него помощник! И тут Света осеклась, припомнив замороженные глаза, которые потом оттаяли. Глаза у этого человека были еще страшней, чем рот.

Афанасий Романцев бодро шагнул на крыльцо бревенчатого дома. Совсем трухлявое стало, изъедено древесным червем, вот-вот провалится. Да и сам дом сильно накренился. Его еще дед ставил, сразу после революции. Времени на починку у Афанасия нет. Мать просила: «Дал бы хоть денег — мастеров бы наняла. По заграницам-то шастаешь неужто без денег?» Ничего он ей не дал. Деньги самому пригодятся. Не для того он вернулся, рискуя загреметь на нары или даже под расстрел, чтобы разбазаривать кровью и потом добытый капитал. А дом? Да хрен с ним, с домом. Ему в нем больше не жить. Да и матери недолго осталось — уж седьмой десяток разменяла. Мать вышла его провожать.

— Может, еще погостишь денек? Я тебя сколько не видела!

Такого же невысокого роста, как он, да еще к старости сгорбившаяся, она с нежностью смотрела на свое чадо.

— Нет, мать. Мне пора. — Он уверенно ступал по голой весенней земле. — Дольше оставаться не могу. Дела ждут.

— Не приедешь уже? — семенила за ним старушка след в след.

— Не-а. — Он втянул носом холодный воздух и громко высморкался. — Теперь уже не скоро.

— Вот и похоронить некому будет. — Она сложила на животе маленькие высохшие ручки и завздыхала.

Они остановились возле машины. Афанасий еще раз все проверил. Футляр из-под очков с удавкой внутри в левом боковом кармане новенькой куртки — старую пришлось выкинуть, — пистолет спрятан за подкладку. Он похлопал себя по правому боку: все в порядке. Под передним сиденьем — в разобранном виде автомат, это на всякий пожарный.

— Ладно, мать, не скучай. А за похороны не расстраивайся. Похороны — святое дело. Приеду — похороню.

Он похлопал ее на прощание по плечу, будто тоже проверял, надежно ли уложено оружие под обветшалой серенькой кофточкой.

Загудел мотор. «Ниссан» стартовал. Старушка помахала ему вслед носовым платком, а потом приложила его к глазам.

Они явились не званы, не прошены, без предупредительного звонка, что выходило за всякие рамки.

Они подъехали к офису Мишкольца на двух машинах. Данила Охлопков один на своем «москвиче», подаренном ему на день рождения тестем. Лось с охраной на БМВ.

Охрану он оставил в машине, а сам, щелкнув пальцами в сторону Охлопкова, что означало: «Следуй за мной», — направился к дверям офиса.

Он напоминал старого хиппи с покалеченной судьбой. Длинные седые волосы беспорядочно свисали с крупной грушевидной головы. Был он долговяз и сутул. Серые крысиные глазки пронзали собеседника насквозь.

Их встретила охрана Мишкольца. Они быстро проверили незваных гостей на предмет оружия.

— Давно меня, Дань, так не тискали, — мрачно признался Лось своему спутнику. — Узнаю ментовские щупалки.

Владимир Евгеньевич ничем не выказал своего удивления, будто давно поджидал их.

— Гора к Магомету, как говорится… — протянул ему Лось для рукопожатия сухощавую руку.

Мишкольц сразу профессионально оценил на безымянном пальце Лося перстень с сапфиром и бриллиантами. В кабинет вошел Балуев.

— Мой помощник, — представил его Владимир Евгеньевич.

— Ты извини, Володя, что мы так, без приглашения, — начал «старый хиппи» с непривычного для него оправдания, и всем было видно, как нелегко ему это дается. — Я знаю, что тебе сейчас не до гостей. Как она? — поинтересовался вдруг Лось, будто проглотил докучливую жвачку.

— Получше, — коротко ответил Мишкольц. Врач ему вчера твердо пообещал: «Будет жить», но в палату пока не пустил.

— Ну и слава Богу! Слава Богу! — все так же мрачно славил Бога Лось. — Я пришел к тебе по-дружески, потому что уважаю. Ты мужик с головой. У нас, к сожалению, таких мало. Я понимаю, мне незачем было ехать самому. В таких случаях я кого-нибудь посыпаю. Да вот хотя бы Даньку. Тем более ты его отлично знаешь. Судьба до сегодняшнего дня нас не сталкивала, но я ценю умных людей и помню о приятных мелочах. — При этих словах он вынул из кармана пиджака золотой портсигар с лосем. Раскрыл его. Там оказались дешевые папиросы. Он закурил и убрал портсигар. А Мишкольц поморщился от едкого, вонючего дыма и укоризненно посмотрел на Балуева. Тот стоял все с тем же непроницаемым видом. На лице же Данилы была написана откровенная мука. Его взяли сюда в качестве пароля, и представлял он из себя такую же «приятную мелочь», как и портсигар, в котором держат папироски и при случае вынимают. — Конечно, надо играть по правилам нами же придуманной игры, — продолжал Лось. — Я всегда был противником необдуманных шагов и старался выполнять роль стороннего наблюдателя, но любознательного наблюдателя. Следопыта, если хочешь. Невмешательство — мое кредо. И надо сказать, это неплохо срабатывало — в мои дела тоже никто не лез. А если и возникали какие-то незначительные конфликты с соседями или внутри организации, что вообще редкость, я их быстро улаживал. Я ведь третейский судья со стажем. Ваша война со Старом мне никогда не нравилась, хоть и велась она в открытую, как настоящая война. Я пытался в ту пору примирить стороны — ты, может, об этом и не знаешь, но ни Круча, ни Череп не шли на переговоры. И больше всего мне тогда не понравилось исчезновение Кривцуна, который хотел договориться. Было такое чувство — и сейчас оно только усилилось, — что кто-то третий вмешался в игру. Кому-то все это очень нравилось. И если бы не ты, Володя, кто знает, может быть, война продолжалась бы до сих пор. Вот поэтому я здесь. — Он сделал паузу для последней затяжки и, загасив папироску в пыльной пепельнице на столе Мишкольца, вернулся к разговору: — Последние события мне тоже хорошо известны. Я сразу понял, что вас опять кто-то хочет столкнуть лбами. Тот самый третий — теперь это ясно. Кто он, мне не известно так же, как и вам. Хотя мелькает одна догадка, но это только догадка, и поэтому о ней я умолчу. Я слишком субъективен в своих догадках. — Он вновь замолчал, как бы обдумывая следующую фразу, потом сказал: — Одно могу точно предположить — за тобой охотятся.