Анатолий Ковалев - Кровавый источник

Установилось всеобщее молчание. Мишкольц не знал, что на это сказать.

— Я тебе вчера об этом говорил, — нарушил тишину Балуев. — Вот еще одно подтверждение. А со стороны, как известно, видней.

— Даже убийство вашего курьера в Лондоне я расцениваю, как способ выманить тебя, Володя, из-за границы.

— В таком случае, почему я до сих пор жив? Уже две недели прошло, как я приехал. Дома меня никто не охраняет…

— И в этом твоя оплошность! — ткнул в него пальцем Лось. — Ищешь приключений? Не пришлось бы тебе ездить сейчас в больницу, если бы в доме был телохранитель!

Мишкольц вдруг представил в своей квартире здоровенного детину с тупым взглядом, который дни и ночи напролет где-то поблизости, а чаще всего — с Кристиной и Колькой. От этой картинки его передернуло. Он слышал, что некоторые даже поощряют, если телохранитель спит с женой или взрослой дочерью, а иногда и малолетней, чтобы привязать к семье, чтобы стоял насмерть, когда придет время.

— Кому нужна моя смерть? — задал резонный вопрос Владимир Евгеньевич. — Какая от этого выгода?

— Выгода на самом деле огромная для того, кто желает большого раздрая. На изумрудные копи царя Мишкольца найдется много охотников, — без тени улыбки пошутил Лось. — Война в случае твоей смерти неизбежна. А он просто жаждет войны! Зачем? Думаю, надеется отхватить куски пожирней. У него, по-моему, далеко идущие планы. Он долго выжидал момент и стал действовать, когда убедился в том, что ты теперь один, без поддержки всей организации.

— Это случилось примерно полгода назад, — заметил Владимир Евгеньевич.

— В это же время, по моим сведениям, вернулся из-за границы Фан, — вставил помощник.

— Не понимаю, в чем вы хотите убедить меня? В том, что меня не сегодня-завтра убьют? Хорошо. Я напихаю в свою машину этих парней, привезу их домой, буду кормить фаршированной рыбой. Они будут спать в моей спальне и в детской. А в один прекрасный день мне упадет на голову кирпич или снайпер выстрелит в глаз. И все пойдет прахом. Нет уж, я буду жить, как мне удобно, как я привык.

— Ты, конечно, Володя, философ. Кто спорит? Я знаю, что ты человек необычный. Ты бы давно уже мог владеть этим городом, если бы не боялся запачкаться. В этом-то и беда наша. Тот, кто не боится запачкаться, как правило, тупица и садист. Надев же белые перчатки, смешно крутить в мясорубке мясо. Многие годы я пытался смягчить наши волчьи законы, но все это без толку. Надо менять людей. Вот тебе удалось как-то не запачкаться. Завидую — человек в нашем мире становится зверем. Возьми того же Стара. Война его сломала. Он давно уже не в себе. И как этого не замечает окружение, ведь его место в психушке.

— Боятся, — опять вставил помощник.

— Верно. Он боится, и они боятся — все боятся. А страх — вещь могучая. Со страху можно мир перевернуть. Ты вот, Володя, я вижу, не боишься. Так спокойно о кирпиче и снайпере рассуждаешь. Опять же, завидую. Но предосторожность в нашем деле никогда не бывает лишней. И было бы для всех нас лучше, если б ты на время вообще исчез из поля зрения, вернулся бы туда, откуда тебя выманили.

Гена при этих словах ухмыльнулся. Он вчера то же самое предложил шефу после ночи, проведенной с Ксенией. Тот наотрез отказался.

— А за тебя тут поработает помощничек. Он парень смышленый. Если что, я всегда под боком. — Лось снова достал портсигар и покрутил его в руках, давая понять, что с помощью этой безделушки они заручились его поддержкой, на что и рассчитывал в свое время Балуев. — Да, и мальчика обязательно увези с собой, — добавил он. — Не давай им повод выманить себя.

Мысль привезти Кольку в дом Натальи Максимовны показалось Мишкольцу дикой.

— А там они разве не могут меня накрыть? — продолжал сопротивляться он. — Таких случаев было сколько угодно. Доставали и в более заповедных местах.

— И все же там безопаснее, — настаивал Лось. — Там всегда безопаснее.

Мишкольц обвел всех изучающим взглядом. Лось пронзал его насквозь крысиными глазками. Балуев ждал с завидным терпением. Еще совсем недавно он был против его очередной поездки в Венгрию, теперь же только и думал о том, как его туда поскорее отправить. Данила, не проронивший ни слова, но совершенно замученный этими разговорами, вечный должник Владимира Евгеньевича, смотрел на него с надеждой.

— Нет! — твердо заявил Мишкольц. — Пока Кристина в городе, я никуда не уеду!..

Афанасий Романцев не торопился, чтобы не раздражать автоинспекцию. Всю дорогу ставил кассеты с блатными песнями и бурчал себе под нос незатейливые куплеты.

Проехав полпути, увидел на трассе голосовавшую девушку, совсем малолетку, но проскочил мимо. В его положении лучше не светиться, тем более внешность у него очень приметная. Потом всю дорогу мечтал о ней. Представлял в разных позах. Материл себя за дурацкую осторожность.

Он понял вдруг, что и в самом деле не прочь бы задержаться на день-другой в этой близкой ему стороне, хоть бы и у матери в накренившемся домике. Но завтра он будет уже далеко. Сделает дело и будет далеко.

Вчера позвонил шурин. Коротко сообщил: «Пора». Пора так пора. Он давно ждал этого момента. Рука не дрогнет. Разве что похолодеют руки и лицо примет мертвенный оттенок. Это всегда так. Потом проходит.

Вот уже впереди замаячили знакомые дома Сортировочной. При въезде в город стал накрапывать дождь, будто горючими слезами встречал его.

Он остановил машину у ближайшего таксофона. Крикнул в трубку:

— Шурин! Я здесь! Где клиент? Понял. Нет, заезжать не буду. Подскочу прямо туда. Да что тут обговаривать? В первый раз, что ли? Потом поговорим.

Нажал на рычаг. Набрал другой номер.

— Привет, старина! Узнал? Я — в городе. Знаю. Все знаю. Сейчас еду прямо туда. Твои ребята не подведут? Ладно, ладно, успокойся! Е… я в сраку твою осторожность! Главное, чтобы ребята были на месте!.. Дать знак? Хорошо. Как сделаю дело, махну из окна какой-нибудь тряпкой — что под руку попадется. Будет время. Ну, давай! До скорого!

Повесил трубку. Немного размялся, как футболист перед выходом на поле. Даже несколько раз присел. Потом пробежался к машине.

Дождь пошел сильнее.

Она все-таки уговорила его переехать в загородный дом. Стар был уже неузнаваем. Частенько заговаривался. Не понимал, где находится. Болезнь прогрессировала.

Светлана поняла, что процесс пошел дальше, после воспоминаний о школе, после того, как она его побила. Теперь он беспрекословно подчинялся ей, как медсестре. Она наметила в выходные привезти к нему психиатра.

Она опять перебралась к себе, на Московскую горку, в двухэтажную квартиру и привезла с собой Чушку. Дима, правда, просил оставить ему хотя бы собаку, но она решила, что так будет хуже и для него, и для собаки.