Анатолий Ковалев - Кровавый источник

— Неплохо поработал, — оценил Фан. И тут его неожиданно разобрал веселый, заливистый смех. Он даже не устоял на ногах от этого смеха и присел на пол.

Что так рассмешило наемного убийцу? То ли погром, устроенный безумцем в собственной спальне, то ли внезапный контраст синеватого лица и белой обнаженной груди. А скорее всего, то, что часть денег за убийство босса ему уже выплачена, то, что он с такими предосторожностями прокрался в спальню к покойнику, то, что дело не стоило выеденного яйца, а еще столько предстоит сделать, и сделать напрасно.

— Стар и напоследок всех облапошил! — прекратив смеяться, вслух произнес он.

Потом пошарил глазами вокруг и обнаружил на полу белую тряпку. Тряпка оказалась майкой с черным трафаретом. Он распахнул окно и помахал ею два раза.

Спустился вниз, на ходу вытаскивая пистолет. Охранник вопросительно посмотрел на Фана, когда тот наставил на него оружие.

— Лицом к стене! — скомандовал Романцев.

Парень повиновался.

— Скажешь новому хозяину, что Фан милосерднее, чем он! — После этих слов он ударил охранника рукояткой пистолета по голове, и тот сполз по стене на пол.

Еще предстояло выйти за ворота. Он держал руку с пистолетом в кармане куртки. Охранника с собакой он мог бы положить на расстоянии двадцати метров, но ему до тошноты не хотелось сегодня исполнять указания шурина.

Овчарка начала бесноваться, когда он оказался лицом к лицу с охранником, но тот привязал ее.

— Ну, как? — Парень кивнул в сторону дома.

— Дело сделано, — пробурчал Афанасий и осмотрел охранника с головы до ног. Пистолет покоился в кобуре.

И все же, когда он оказался по ту сторону ворот, а из-за угла соседнего дома вывернул на большой скорости «вольво», Фан не удержался и выстрелил охраннику в живот.

— Прости, дружок, но я не люблю, когда мне стреляют в спину.

Тот согнулся в три погибели, закричал, сделал два шага вперед, ударился головой о чугунные прутья и повалился без чувств.

«Вольво» притормозил у Фана за спиной.

— Одну секундочку! — крикнул Романцев кому-то за темными стеклами.

Он бросился к своему «ниссану». Просунул руку в оконце. Включил мотор. Еще успел сказать:

— Прощай, кореш!

После чего резко увеличил собственную скорость и нырнул на заднее сиденье «вольво», в приоткрытую специально для него дверцу.

Как только они удалились от дома метров на сто, раздался оглушительный взрыв. Фан обернулся. На месте его «ниссана» пылал костер. «Родственничек в своем репертуаре», — подумал он.

Криворотый выжидательно смотрел на часы. По его расчетам, в полдень операция должна быть завершена, по его расчетам, никто не должен выжить. Никто не должен знать, какой ценой взошел он на престол.

Путь был не короткий, зато он окончательно созрел, чтобы стать боссом. Не зря выписал родственничка из-за границы. Новой войны, правда, не получилось, как ни старались, как ни провоцировали ее. Стар оказался неповоротливым, совсем перестал под конец мышей ловить. Вот и поплатился за свою нерасторопность. С этого и надо было начинать, не распыляться на мелочи, не гонять Фана в Москву и Лондон! Сколько средств было затрачено, и все без толку! Но тогда бы он рисковал. Его могли бы не выбрать в боссы. Авторитет Стара был велик. Теперь же, когда он показал всем, что ими руководит сумасшедший, больной человек, они сочтут за промысел Божий избавление от него! И все же свидетелей быть не должно.

Он решил для себя, что ровно в полдень сядет в машину и отправится в загородный дом Стара, чтобы на месте убедиться в свершившемся.

Оставалось пятнадцать минут. Он нервно барабанил пальцами по столу и следил за секундной стрелкой часов.

Вдруг в кабинет ворвалась секретарша, вся какая-то взъерошенная.

— Петр Николаевич! — закричала она. — Там такое!

— Где там?

— На даче у босса! Звонит охранник! Там такое!..

— Заткнитесь, вы! — рявкнул на нее криворотый. Он сразу понял, что произошла какая-то осечка. Оттуда никто не должен был звонить. — Соедините меня!

Он поднял трубку и как можно спокойней произнес:

— Алло! Говорите!

— Петр Николаевич! — задыхающимся голосом орал охранник. — Он оглушил меня! Серега тяжело ранен! Я хочу вызвать «скорую помощь».

— Ни в коем случае! — запретил криворотый.

— Как же так? — волновался охранник. — Серега истечет кровью!

— Я приеду сейчас с нашим врачом, — успокоил он парня. — Что с боссом?

— Все в порядке, — ответил тот. — Висит.

— Что значит «висит»?

— Висит, Петр Николаевич. В своей спальне висит.

— Сам повесился?

— А кто его теперь разберет? Может быть, этот повесил?

— А с этим все в порядке?

— Да вроде.

— Не понял.

— Ну, машина-то его взорвалась.

— Ты что, не видел?

— Я же вам объясняю — он меня оглушил! А Серега без чувств! Ехали бы вы поскорее!

Он в сердцах бросил трубку. Дернул на себя ящик стола.

Вынул оттуда «кольт». Зарядил. И уже набросил на плечи кожаный плащ, как телефон снова затрезвонил.

— Ну, что, зашебаршился, сука? — услышал он знакомый голос в трубке. И тут же раздался хрипловатый смех. — Решил избавиться от Фана? Дохлый номер, шурин! Я тебя слишком хорошо изучил, когда мы еще вместе на Поликарпа ишачили! И сестренка твоя кое-что про тебя порассказала! Кстати, она очень порадуется тому, как ты ее чуть вдовой не сделал! А Стар-то и без меня справился! Так что ты в полных дураках!

— Все равно далеко не уедешь! — сквозь зубы процедил криворотый. На что Романцев ответил заливистым хохотом.

Криворотый с остервенением нажал на рычаг, чтоб не слышать больше этого ржания.

Он не понимал, что обстановка изменилась, что надо менять стратегию. Он не понимал значения слова «компромисс». Он знал только одно — свидетели ему не нужны. И, приехав в загородный дом Стара, Петр Николаевич Максимовских распорядился своим «кольтом», как ему, наверно, казалось, по уму. Он добил уже почти не дышавшего Серегу. Пустил пулю в лоб второму охраннику. И даже собаки не пощадил, хотя какой вред мог быть от бессловесного существа?

Так начал править новый босс.

В конце рабочего дня он позвонил Кулибиной.

— Светлана Васильевна? Это Максимовских Петр Николаевич с вами говорит.

— Я такого не знаю.

— Бывший помощник Стародубцева.

— Почему бывший?

— Дмитрий Сергеевич сегодня утром повесился в загородном доме.

Она не стала кричать, ойкать, причитать, а только машинально спросила:

— Когда похороны?

— Я поэтому вам и звоню. Хочу, чтобы вы вплотную занялись похоронами. Я вообще надеюсь, что мы с вами сработаемся.

Она повесила трубку и заплакала тихо, горько, но не навзрыд.

Она уже сама плохо разбиралась в своих чувствах. Не знала, любила она всю жизнь Диму или чаще жалела? Наверно, все-таки любила, если ради него исковеркала свою судьбу. Но сейчас она терзалась вовсе не из-за этого. Светлане Васильевне казалось, что ее сделали сообщницей убийства двух самых близких людей.