Анатолий Ковалев - Кровавый источник

Это все он выложил Фану во дворе собственного дома, когда темно-серый «вольво», доставивший наемного убийцу, еще стоял у ворот и трое парней в кожаных куртках недвусмысленно держали руки в карманах и ждали команды босса.

Афанасий посмотрел на парней, потом на Карпиди. Никогда он особенно не доверял этому человеку, но тот слишком много сделал для него. Он обязан ему жизнью.

Ни за какие коврижки не выманил бы его из Греции шурин со своими дурацкими, карьеристскими замыслами, если бы не Поликарп. Больше ему делать нечего — подставлять под топор свою голову ради удовольствия шурина. Правда, тот обещал деньги, и немалые. «У тебя что, своих людей нет?» — спросил он шурина в ответном письме. «Мои люди преданы Стару, — ответил тот в новом послании, — а я хочу действовать в тайне от босса».

Криворотый знал, что делает, и сыграл на чувстве мести. Подзадоривал его в письмах: «Неужели ты забыл? И простил ему смерть товарищей?»

Фан и в самом деле распалился, но не мог вернуться без согласия Карпиди. К тому же сомневался в надежности «крыши» родственничка.

Он связался с Поликарпом по телефону и изложил ему суть писем криворотого. Это было в самом конце прошлого лета, когда Карпиди с интересом наблюдал за раздраем в организации Шалуна — Мишкольца. Его всегда поражал этот тандем, и он ждал развязки. И сообщение Фана о претензиях криворотого было весьма кстати, ибо новая война между этими кланами была на руку хитромудрому греку, мечтавшему о расширении своих ущербных, окраинных владений.

«Приезжай! — таков был приказ хозяина. — На месте разберемся».

И он приехал. Поселился на старой квартире шурина. Сам Максимовских предпочитал жить в загородном доме.

Ни черта у него не было, кроме амбиции, у этого родственника. Никакого плана в голове. Пустота. Все делалось с подсказки Поликарпа, за спиной криворотого. Фан только подбрасывал Максимовских идеи, выдавая их за свои, и тот с радостью соглашался. Криворотому нужно было только одно — сесть на место Стара. А Поликарпу — развязать войну между кланами. Криворотый достиг своей цели. Поликарп — нет.

Но Максимовских когда-то начинал у Карпиди. Тот приютил его после отсидки, потом криворотый ушел в охрану к Потапову.

Поликарп надеялся, что новый босс будет помнить добро, и поэтому дал согласие на убийство Стара. К тому же это была давняя его мечта, на осуществление которой он уже не рассчитывал.

— Ну, что, так и будем стоять?

Ох, как хорошо знал Афанасий эти скачущие мячики в глазах Поликарпа. «Опять что-то хитрит, сука!»

— Что ж, выпьем по стопарику, — ухмыльнулся он. — Обмоем удачу! — и направился к дому.

Карпиди махнул парням рукой, и те исчезли вместе со своей машиной.

От Романцева не ускользнуло, что в доме полно охраны. «Боится он меня, что ли?»

— Зачем тебе столько мальчиков, Карпуша? У тебя ведь есть жена!

— Не остри, острун!

— А может, ты их для жены и держишь? — Фана весь день разбирал смех.

Он принял душ, переоделся в чистое белье, сел за стол. Толстуха с оперным голосом приготовила роскошный обед.

— Кормишь как на убой, — заметил Романцев.

— Ну и язык у тебя, голуба! Скажи лучше, на что потратишь денежки криворотого? Он ведь немало тебе отвалил? А кто помог тебе их заработать? А?

— А кто мне подсунул Миньку Гордеева? — отпарировал Афанасий. — Который чуть все дело не завалил? Где бы мы с тобой сейчас были, если бы я его не замочил в этой Тмутаракани?

— После Лондона, — Карпиди всегда делал ударение на предпоследнем слоге, — тебе везде Тмутаракань мерещится! А Лондон-то я придумал!

— Скажи еще — научил местному наречию! — потешался Фан. — А кстати, этот… как его… «Мир искусства» на самом деле существовал?

— Ну, ты даешь, голуба! А что же, по-твоему, собирает наш еврейчик? Воздух?

— И эти Сомов и Бенуа — не выдумка?

— Запомнил-таки, мухомор-поганка! А я только по бумажке могу!

— И приличные бабки за них можно получить?

— Да уж не прогадаешь, я думаю!

— Вот бы взглянуть на эту мазню!

— Ничего. Придет время — взглянем! Выпотрошим все из Володеньки! И перчаток ему не оставим! — Теперь была очередь Поликарпа заливаться смехом, но это больше напоминало бульканье сливного бачка.

А потом была культурная программа. Прогулки по кладбищу.

— Давно ты не посещал нас, голуба! А тут ведь целая аллея героев возникла!

Фан с интересом рассматривал бронзовые и чугунные головы — многих узнавал, надгробные плиты из мрамора, яшмы, малахита…

— Это моя любимая коллекция, — хвастался Поликарп. — Скоро к ним прибавится Стар. Родственников у него, по-моему, нет, но, думаю, организация не поскупится. Даже как-то жаль, что нет больше Димы, — наигранно вздохнул коллекционер и снова забулькал: — Ты ему многим обязан, голуба! Не познал бы щедрот моей прекрасной Родины, если бы не он!

— Лучше бы я их не познал, — процедил сквозь зубы Романцев и пояснил: — Ребят жалко. Где они, кстати?

— Не здесь, не здесь, голуба! — размахивал в азарте руками Поликарп. — Они птички невысокого полета. Им здесь не место! Пойдем дальше! Дальше! — звал он, и Фану показалось, что хозяин не менее безумен, чем Стародубцев.

Они шли дальше. Карпиди то и дело останавливался возле какой-нибудь могилки и разъяснял, чем она ему дорога.

— А вот здесь я тебя нашел тем утром. Помнишь еще? Белее снега был!

Романцев прочитал надпись на надгробии: «Лауреат Сталинской премии», — поморщился и сказал:

— Пойдем дальше!

— А тут покоится один крупный бизнесмен! — ткнул Поликарп пальцем в покосившийся деревянный крест.

С фотографии глядела какая-то древняя бабулька, отошедшая в мир иной аж в пятьдесят пятом году. Фамилии уже было не разобрать.

— При чем здесь бизнесмен? — не понял Фан.

— Ты на крест не смотри. Я его перенес сюда с другой могилы, запущенной, за которой никто не ухаживал. А тут бизнесмен лежит. Машина его до сих пор в моем автопарке числится, разумеется, перекрашенная и под другим номером. Про него потом еще прописали в газетах — похищен инопланетянами! — «Бачок» исправно булькал. — Меня в инопланетяне зачислили писуны! Что ты уставился как баран на новые ворота? Пойдем к ребятам!

Фан смотрел на крест со старухой и мучительно соображал: «О таких вещах, обычно не рассказывают даже попу на исповеди! Захотел похвастаться? Или…»

Но Поликарп не давал ему думать, тянул дальше, дальше и дальше…

— Ну, вот и ребята!

Крохотные серые гранитные плиты сиротливо жались одна к другой.

— Почему так скромно, Карпуша? — процедил он.

— Не по средствам, значит, было мамашам увековечить в бронзе сынов, — пояснил «коллекционер».

— Это ведь твои люди, Поликарп. Они занимались твоим делом. И поплатились жизнью. Что же ты не помог их матерям?