Виктор Акулов - Чужакам тут не место!

Нормальная мечта заключенного нелегала – справка об освобождении, где указано, что должен покинуть страну в течение суток. После окончания которых того жди словят опять. Я имел собратьев по беде, о ком уже рассказывал. Они, отсидев год, освобождались. А по истечению недели на воле возвращались обратно за решетку. Очередной срок. Ведь преступник. Ведь нелегал. Ограбишь, обворуешь, угонишь – порой простят, спустят на условный срок, пригрозят пальцем. Нелегала же простит разве что горстка евростран-исключений.

Но вернемся в камеру. Паша знал, что самолета не избежать. Депортация – рано или поздно. Это не забудешь. Порой мы просыпались раньше будильника. За дверью, пока что запертой, слышались крики и звуки борьбы. Еще одного вытаскивали из камеры насильно. Черный день изгнания. Не всем хотелось на родину. В восемь камеры открывались. Было видно, что пропал очередной заключенный. Его судьба: или депортируют, или переведут в криминальную тюрьму за сопротивление, или вернут из аэропорта избитым. Последнее – победа ли? Отсрочил депортацию, но остался взаперти. Призрак надежды на свободу. Если агенты однажды скрутили руки, то больше не оставят в покое. Значит, нелегал на крючке: консул дал белый паспорт для высылки. Тут поясню. Разные страны – разные правила. Не все консулы выдают лессепассе без согласия ссыльного. Среди них и Россия. Если, конечно, не в розыске.

Один за одним заключенные пропадали без вести. Некоторые возвращались и дважды, и больше. Но и они, в конце концов, исчезли. Ясно: не победишь. Тогда зачем сопротивление? Дурацкий вопрос. А зачем не сдали Москву, когда эвакуационный поезд наполнял морозный воздух паром ожидания?

Паша получил письмо с точной датой изгнания. Хотя агенты уже знали, что он не улетит добровольно. Прежде он отказался подписать бумаги о сотрудничестве.

День изгнания наступил. Паша проснулся раньше, чем всегда. Возможно, бодрствовал ночь напролет. Я открыл глаза, когда услышал его ходьбу. Маршрут: дверь-стол-дверь, туда-сюда. Он не находил себе место. Переполнился волнением. Заметил, что я не сплю:

– Попробую остаться в автозаке. Пусть самолет летит без меня. А то и убегу из аэропорта.

Я представил его: толстенький, низенький, бегущий, трясущееся пузо…

– Попытка – не пытка. – Я тут же понял, что сболтнул глупость. – Это тебе решать, что делать. Твоя судьба. В любом случае желаю удачи.

Я уважаю борьбу каждого. Даже муравья. Несмотря на предыдущие разногласия, вдруг пропитался к нему уважением, граничащим с сочувствием. Он имел причины остаться. Семья, друзья, привычки – весомые причины. Мысленно я отругал себя за то, как, стебаясь, воображал его убегающим…

В замке повернулся ключ. Дверь открылась. И вот двое агентов изгнания. Их одежда до того серая, обычная, что уже вылетело из головы, как они выглядели. Пусть, стало быть, читатель сам наряжает согласно воображению. Но помню: один агент был чернокожим, другой – смуглый. Не коренные жители острова. Иностранцы изгоняли иностранцев. Случайно ли это? Возможно, спланировано. Что, если в аэропорту некто сфотографирует (щелк!) для газеты «Несправедливость», как прирожденные рыжие англичане заталкивают и втягивают в самолет чернокожего паренька. Удивительно похожего на Бараку Обаму паренька. И вряд ли такое понравится Бараке Обаме. Если так задумано, то с Пашей просчитались. Двое темнокожих против случайной белой вороны.

У двери сокамерник обернулся и сказал мне:

– Не прощаемся! Вернусь!

– Я тоже так думаю. Подтягивайся к обеду. Сегодня в тюрьме макароны.

Агенты, не торопя, вопросительнo смотрели на нас. Прямо-таки право последнего слова, как перед казнью.

Cобытия после знаю со слов Павла. Около выхода из тюрьмы его руки сковали наручниками. В аэропорту выяснилась ошибка. Скованные руки впереди. Отчего не вытянуть за шиворот из автозака. Паша крепко схватился за железные ножки сиденья. Своя соломинка. Теперь если только пилить руки. Но это опоздали. Самолет уже отбыл. Так что изгнание Лондон-Киев перенесли на потом. Странно, что агенты, должно быть опытные, не сковали руки за спиной. Паша объяснял это тем, как они предлагали ему еду. Наручники, если позади, то пришлось бы снять. Что, вероятно, не в правилах безопасности.

Паша вернулся к обеду. К еде не притронулся. Его лицо и руки были покрыты синяками и ссадинами. Днем он выглядел задумчивым, молчаливым, на своей «волне». Ночью взорвался словами и грозился порвать агентов на британский флаг. Мне хватало своих трагедий. А тут еще слушай о чужих. Но я терпел и даже сочувствовал вслух. Хотя рeдко кому-либо сочувствую. Мне тоже предстояла депортация. И тоже изобьют, если попытаются вернуть в Москву, если я откажусь войти в самолет. А я откажусь. Конечно, после некоторых событий в моей жизни какие-то побои – это курам на смех. И все-таки синяки не в радость.

«А как же адвокат?» – воскликните вы. О, наивные. На жалобы об избиение адвокат сказал Паше: «Сам виноват! Велели же улететь!» А жалобы, дескать, положено писать с далекой родины. «Жалко, что не с другой планеты», – подумал я, услышав про это. В Англию, по словам адвоката, не надо писать. Здесь хватает своих жалоб. Зато есть Страсбургский суд. И еще не заросла тропа справедливости в Гаагу. И это случилось не в дохристианской Европе. Другие адвокаты убаюкивали так же, слово в слово. Все тут заодно – лишь бы выгнать и помахать на прощание черным платочком. Моя адвокатша не лучше: «Я не знаю… I don’t know… Я не знаю». Но ей так можно. Она красивая.

Мы нелегалы, люди вне закона, загнаны в тупики и капканы. Депорт. агенты могут ударить ссыльного. Это норма. Но, боже упаси, полит. заключенному (да, слишком громко сказано, но это достоверный факт: мы тут по приказу политиков) оставить синячок на агенте. Тут уже сотрясение мозга, если даже ссадина на руке. Дальше – криминальная тюрьма. Срок от двух лет. Там условия содержания хуже, чем в Колнбруке. Прощай интернет! Прости сирень! После срока вернешься сюда. Высылка – отсюда. Так можно барахтаться много лет по казенным домам. И люди без почвы под ногами барахтаются. Больше некуда деться.

B больницу я не попал. Хотя имел причины и права. Хм… Права? Какие права у нелегала. Догадывался: англичане оттягивали время, чтобы выслать за пределы острова. На свободу здесь не надеялся. Вокруг уже наслушался неудачников, таких же, как я. Еще помню заключенных африканцев, которые не скрывали про свой ВИЧ. Однажды я разговорился с одним. Ему, в отличие от меня, антиспидозное лечение с доставкой в камеру. Ведь не удавалось депортировать. Его имя и страна известны, да нет документов. Поэтому обречен на заключение под стражей. А значит, и лечение. Труп для тюрьмы пока неудобен. Дух времени, видите ли, не тот…