Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Реми вцепился в перила, лицо его покрылось липким потом; он затаив дыхание смотрел вниз, на пугающие очертания распростертого на кафельном полу тела. Неужели одной злобной мысли достаточно, чтобы..? Он стал спускаться по лестнице. От ощущения собственного могущества перехватывало горло, подкашивались ноги. Он шел босиком, но уже не замечал, что пол холодный. Он увлекся страшной игрой, поглотившей его целиком. Остановившись около трупа, поверженного, словно опрокинутая фигура на шахматной доске, подумал: «Шах и мат». Ему еще не доводилось видеть покойников. Оказывается, ничего особенного. Дядя был в пижаме, в шлепанцах на босу ногу; он лежал животом вниз, правая рука согнута. И никакой крови. Вполне приличный покойник. Вполне прилично отправленный на тот свет. Реми опустился на колени: он вдруг и сам безжизненно обмяк, как распростертое рядом тело. Да, он терпеть не мог дядю — и не только из-за Раймонды. Но и из-за многого другого, чего словами так просто не объяснишь. Ну хотя бы из-за того, что дядя все скорбел о маме… И еще из-за других причин, более смутных и более глубоких сразу. Это была особая ненависть: словно дядя не сделал того, что мог сделать только он — вступивший, однако, в какой-то сговор со своим братом и годами смиренно ему подчинявшийся. Да Реми на его месте… Тут Реми пожал плечами: представить себя на месте дяди просто невозможно. А все-таки будь у него хоть половина дядиных сил, дядиной энергии… уж он бы тогда развернулся, уж он бы показал себя! Для чего? A-а, неважно, для чего! Главное — быть сильным.

«А я сильный, раз убил его», — подумал Реми. Нет, неправда это. Он и сам знал, что неправда, что он тешит себя мечтою: хочет отыграться, а может, просто воспрянуть духом. Да ну, в самом деле! Уж очень легко тогда все выходит, если стоит только…

Реми протянул руку, потрогал труп за плечо. И тут же отдернул, но потом снова протянул руку, дотронулся и заставил себя подержать ладонь на неподвижном плече: не так уж и страшно, оказывается. Дядя шел в темноте и, наткнувшись на низкие перила, упал вниз. Вот и все. И зачем выдумывать небылицы? Игра воображения, передергивание, притворство. Вот и болезнь — тоже притворство… И все-таки: неужели дядя просто-напросто не удержался и упал с площадки? А не похоже ли такое объяснение на типичное для их семьи Вобрэ, когда цель — затуманить истину?

Светало. Реми бесшумно поднялся с пола. Он вдруг почувствовал себя умудренным жизнью стариком. Вспомнились слова покойного: «Растили бы тебя иначе!.. Надо было мне тобой заняться!..» И хотя глаза Реми оставались сухими, его охватило отчаяние. Дядя умолк навсегда; дядя больше не заговорит. И Реми уже никогда не узнает что-то очень важное о себе. Смерть нагрянула в тот самый момент, когда начались перемены, словно чья-то рука предусмотрительно толкнула Дядю в темноте. «Чья-то, но не моя», — подумал Реми. Он стоял, уперев руки в бока, свесив голову на грудь, и смотрел на труп, пытаясь припомнить… Нет! Этой ночью Реми не вставал и не двигался, а крепко спал, даже снов не видел. Случай с собакой — совсем другое дело: тогда Реми сделал угрожающее движение, и она отскочила в сторону. Логическая связь налицо. Но какая связь между ссорой накануне и этим распростертым телом? Да разве можно всерьез поверить, что..? Больное воображение, и больше ничего. Раньше-то все было просто: стоило позвонить, как кто-нибудь приходил — либо Клементина, либо Раймонда. И малейшее желание мигом исполнялось. Казалось, иначе и быть не могло: о чем ни попросит, все сделают. Но всемогущая сила тех лет — его беспомощность. А теперь его воля бессильна. Раймонда его не любит. Отец всегда такой далекий, чужой, и даже мама… Он словно во второй раз ее лишился. «Я могу!» — обыкновенная знахарская штучка… Да, но как тогда объяснить дядину смерть?

Реми вскинул голову: наверху, в коридоре, послышались семенящие шаги Клементины. Попался. И удрать некуда. А зачем, собственно, удирать? Чего ему бояться старой прислуги? Опять это извечное дурацкое чувство провинившегося ребенка. Но в чем его вина? Реми сунул руки в карманы и направился через холл прямиком к Клементине: старушечья фигура застыла на середине лестницы.

— Реми! Неужто заболел?

«Заболел»! Вот так у них всегда. Чуть что, сразу «заболел».

— Просто встал, — буркнул Реми. — И обнаружил здесь нечто странное.

— Что такое?

— Иди сюда, увидишь.

Клементина поспешила вниз. Реми до боли вглядывался в бесшумно спускавшуюся темную фигуру: морщинистое лицо старушки казалось повисшей в воздухе маской.

— Вон там, — сказал Реми.

Клементина повернула голову и тихо охнула:

— Ох, батюшки!

— Упал он. Ночью. Когда точно — не знаю. Я ничего не слышал.

Старушка молитвенно сложила руки.

— В общем, несчастный случай, — добавил Реми.

— Несчастный случай, — повторила за ним Клементина. Она словно очнулась наконец и потянула его за локоть.

— Деточка моя!.. Ну иди, иди наверх, а то простудишься.

— Но надо же что-то предпринять.

— Сейчас позвоню нашему доктору, — пробормотала Клементина. — А потом и отцу твоему… Хотя он, поди, уже выехал.

Она с опаской приблизилась к трупу. Реми потянулся к его груди, но старушка перехватила его руку, отвела назад.

— Что ты, что ты!.. Пока из полиции не придут, ничего трогать нельзя…

— Из полиции? Ты что же, хочешь и полицию вызвать?

— Ну а как же! Я ведь знаю, что…

— И что же ты такое знаешь?

Вдруг Реми заметил, что старушка плачет. А может, она плакала с самого начала: но так, что лицо не кривилось и голос не дрожал. Слезы лились из покрасневших глаз, будто их выдавили. После маминой смерти Реми впервые видел, чтобы Клементина плакала.

— Тебе его жалко? — прошептал Реми.

Старушка окинула его каким-то отсутствующим, блуждающим взглядом и машинально вытерла руки о краешек фартука.

— Пойду разбужу Раймонду, — сказал Реми.

Клементина покачала головой. Челюсти ее мелко задвигались, как у грызуна. Казалось, она рассказывает сама себе какую-то старую побасенку о совершенно невероятных событиях. Но увидев, что Реми направился к телефону, Клементина встрепенулась:

— Ты что?! Ты что?! Тебе ли… тебе ли этим заниматься! Не вздумай!

— Я все-таки взрослый уже: сам позвоню. Так: у доктора Мюссеня номер один.

Клементина семенила следом, сопя и охая, а когда Реми снял трубку, повисла у него на руке.

— Отстань! — крикнул Реми. — В конце-то концов! Мне что, уже и позвонить нельзя?.. Алло!.. Дайте номер один… Да ты как будто боишься чего?.. Боишься, да? A-а! Ты решила, что… что его столкнули?.. Вот уж чушь!.. Алло!.. Доктор Мюссень?.. Из Мен-Алена звонят. Это я, Реми Вобрэ… Да… Хожу, вылечился… Ну, это целая история… Вы не могли бы приехать, прямо сейчас? Мой дядя упал сегодня ночью со второго этажа… Наверное, на перила наткнулся и потерял равновесие… Да, насмерть разбился… Что-что?