Александр Грин - Дикий, дикий запад

Она была беременна, здорова, и он все еще не понял. "Я не знаю, что делать", – ответил он. "В чем дело?" Его слова закатывались в его голове с напитком, так что все эхом.

"Пришло время. Помогите мне."

И он подумал. Она имеет в виду ребенка. "Я ничего не могу сделать." Он имел в виду буквально. Он ничего не мог сделать. Он бы остановил ее ради нее, но не смог. Он ничего не мог сделать.

"Пожалуйста," сказала она, крошечный звук. "Пожалуйста."

И вот оно. Как они всегда говорили, когда ничего не могли сделать. Они всегда говорили "пожалуйста" в небольшом звуке, и он преклонял колени рядом с ней и положил руки на колени и ждал. Он делал это раньше. Сидел рядом с ними и ждал, когда они издают маленькие звуки, ждал, пока они умрут, и он думал, что это произойдет сейчас. Он знал об этом.

Но вместо того, чтобы умереть, она кричала и вздрагивала, большие удвоения ее желудка, большие скачки, и они были от боли, но они были всё больше. Небеса поднялись из-под нее, из-под земли, от чего-то, что он не понимал и не знал, и небеса перенесли его еще дальше. Когда он встал на колени рядом с другим человеком, который поднялся. Вместо этого он увидел катушку Уэнделла и подумал, что это оно, думал, что это то же самое, и он потянулся, чтобы отодвинуть ее обратно, как он сделал с Уэнделлом, но она снова взмахнула, и ребенок выскользнул на землю, выскользнул между ног в крови и плаценте, выскользнул прежде, чем он смог отодвинуть его назад и все это смешалось в его голове, Уэнделл и серая катушка и короткие звуки боли, и голова ребенка, и он дотянулся и поднял ребенка так же нежно, как он поднял катушку Уэнделла и положил ее на живот девушки, как он положил Уэнделла на его живот, и тогда она посмотрела на него и улыбнулась и сказал: "Ки-ки".

И он, конечно, подумал, что это Кит, Кит Карсон, и именно так он встретил Маленькую Мать и доставил Кита Карсона, и оставил ее там, оставил ее и пошел домой, а через несколько дней он пошел в Кантину и попытался сказать человеку в баре, что он доставил второго Кита Карсона, но тот уехал. Он так и думал. Когда он говорил о приходящем безумии, они много думали об этом и покупали напитки, чтобы услышать о том времени, но когда что-то важное, как Кит Карсон пришел вместе, они уехали.

Он знал, что это никогда не повторится, и много ночей после того, как он пил в Кантине, он выходил через площадь через пьяных индейцев в их одеялах и сидел возле фонтана и плакал, потому что он встретил Маленькую Мать, встретил ее и доставил второго Кита Карсона, и это ничего не изменило для него. Когда плач заканчивался, он садился и пытался подумать об этом, но все, что приходило, это воспоминания об этом и толчок удивления о том, что она делает сейчас, мать и маленький Кит Карсон. Затем он возвращался в Кантину, если они позволяли ему пить, и смотрел, как артисты стреляют в бассейн в задней комнате и рассказывают истории о взрывах за напитки, которые они покупали ему.

Ночь кошки

Она наблюдала за Джоди так долго, как она могла видеть блеск его красной рубашки через листья вдоль кислой тропы. Тупой удар копыт старого Сэма показался ей немного дольше. Потом они оба исчезли, и птичьи крики в лесу вокруг домика, похоже, совсем не прерывали тишину.

Джули вздохнула, повернувшись к своему саду. В то время как Маленькая Джоди и ребенок оба дремали, в ее доме тоже было тихо. Ей всегда нравилось то лесное местечко, которое они выбрали в усадьбе … Восточный Техас был очень похож на ее южное место рождения в Миссисипи… Но когда Джоди ушла работать с лесорубами, ему стало одиноко.

Шляпа у нее была горяча на шее, и ее изогнутый край отрезал ей вид на все, что было вокруг нее, когда она наклонялась над рядами, ее мотыга была занята среди нежных ростков капусты и репы и лука. Она на самом деле не любила шляпы для загара … никогда не любила. Потребовался весь вес авторитета ее отца, чтобы заставить ее ходить по линии и носить его, чтобы солнце не поджарило ее светлую кожу.

"Тейн не леди!" было его самым ужасным обвинением любой женщины. Но ей никогда не нравились девушки, которых он называл идеалами женского поведения. Так же хорошо, что Джоди пришла и увезла ее прочь от Лорел и ее отряда женских прототипов.

Было движение… она повернула голову, чтобы посмотреть, как змея-кучер скользит по забору у коровника. Опасности там не было, она знала. Но она настороженно следила за каждым змеем в доме. Джоди была в том возрасте, когда все новое преследовали и обычно ловили. Она не хотела, чтобы его укусил медноголовый или мокасин.

Позднее весеннее солнце согревало ее спину. Пот начал скользить по ней под шерстяной одеждой сержа. Пришло время достать летние весы, снять с Джоди зимнее белье. Три недели назад она сама его сбросила, на фоне ужасных предупреждений ее мужа о поздних простудах и пневмонии.

Потом пот почти застыл на ее коже. Длинный стон пронесся по утренним лесным звукам. Пума, охотящаяся поздно, может быть. Она ненавидела их звук, длинный одинокий крик, как женщина в боли. И однажды ее предупредили о звере, которую она ненавидела еще больше. Существо, которое жаждало человеческих детей, было чем-то совершенно злым.

Среди старых женщин, которых она видела время от времени на собраниях в лагере в летнее время, были истории, которые могли рассказать вам сказки, которые завивали бы ваши волосы и выворачивали ваши кости. Одна из этих женщин потеряла своего ребенка, около сорока лет назад, когда пума вошла прямо во двор и вытащила его из корзины, где он спал, пока она мылась. Джули дрожала, вспоминая об этом.

Хотя она знала это лучше, она убрала свою мотыгу и пошла в дом, чтобы проверить детей. Малыш Джоди спал в полной расслабленности, без костей, с открытым маленьким ртом, с полуоткрытыми глазами. Лисса начала извиваться в своей гикори-шинной корзине, как она всегда делала, когда готовилась проснуться. С таким же успехом она ушла из сада. Ребенок был бы готов кормить в любую минуту. А Джоди проснулась бы голодной. Он всегда так делал.

Младенец плакал. Джули нагнулась над кроваткой, почувствовала унылый лоб. Лисса уже некоторое время не чувствовала себя слишком приветливой. Вероятно, какое-то весеннее недомогание… она заваривала травяной чай и ложкой ложкой ложку ребенку.

Она подняла пухленького малыша и села в маленькую качалку, которую привезла из Миссисипи, в повозке с остатками их мебели и инструментами Джоди. Расстегнув лифчик, она впустила немного прохладного воздуха, пока ребенок сосал. До того, как они закончили, Джоди начал хрюкать и молотить, как он это делал иногда. Казалось, что тело должно быть близнецами, когда у вас так много дел.

Она не положила детей в маленькую ручку, которую папа построил во дворе, когда их обоих кормили. Она слышала эту пантеру, и она не была глупой. Она держала их в поле зрения весь день, хотя это означало, что она должна была снять свой женственный солнечный капот и надеть старую соломенную шляпу своего мужа, пока она заканчивала в саду.