Александр Грин - Дикий, дикий запад

Джоди был в порядке, просто играл с сосновыми шишками и помечал в пыль палочками и смотрел на Коали, огненного черного коня, шагающего по кругу и вокруг лота, где он был нарисован. Но Лисса была сама не своя. Она много плакала, время от времени плакала. Джули начала беспокоиться о ней. Что-то пошло не так, и Джоди всегда была настолько здорова, что мало что узнала о детских болезнях, общаясь с ним.

В ее мыслях был трепет беспокойства. Когда ее муж ушел, а ближайший сосед в двенадцати милях на восток, через лес, такой густой, что вы не могли видеть ни метра в любом направлении, было страшно подумать, что бы она сделала, если бы один из детей сильно заболел. С тех пор, как она ушла из дома, она много чего сделала. Она покачалась, сделала глубокий вдох.

Никто никогда не обещал ей, что это будет легко, Джоди меньше всего. На самом деле, он подчеркнул все, что он мог придумать, что могло заставить ее передумать. Он хотел, чтобы она вышла за него замуж, без сомнения, но он не собирался увозить ее куда-то, что не было бы тем, чем она думала. Она не могла винить его в том, что были вещи, о которых никто из них не мог догадаться.

Как и отсутствие врачей. Нет никого ближе, чем Николсон, в двадцати пяти милях к западу. Это была чистая удача, что положил их так близко, как они были к Gramma Dooley, хотя двенадцать миль был длинный путь и взял полдня, чтобы покрыть, с дороги не более чем грубый путь через лес. На лошади это было быстрее, но если бы она была вынуждена сделать это самостоятельно, ей бы пришлось взять доску. Ты просто не мог управлять ребёнком и трёхлетним верхом. Особенно, когда лошадь была Коули.

Она закончила в саду и забрала детей внутрь. Было полдень, уже жарко и жарко, хотя это было только в апреле. Она вынула хлопчатобумажную одежду из длинной груди и вытряхнула ее, а затем повесила на веревке для белья. Более тяжелые шерстяные линзы, которые они носили всю зиму, уже были вымыты или проветриты и отправлены на хранение. К тому времени, как она закончила, уже было сумерки.

Когда она готовила ужин для Джоди, поедая его, как она обычно делала для своей собственной еды, она услышала звук из спальни, где она положила Лиссу обратно в свою корзину. Звук удушья.

Она услышала звук из спальни, где она положила Лиссу обратно в корзину. Звук удушья.

Ее сердце стучало в горло, Джули побежала через собачий двор и догнала ребенка. Лицо ребенка было алым, и она изо всех сил пыталась вдохнуть. Когда она подняла ее, Лисса начала сильно кашлять, хрипеть от судорог. Доза меда и уксуса не избавила ребенка от кашля. Из-за борьбы за дыхание ребенок пытался заплакать, и это сделало все еще хуже. Травяной чай, казалось, не помогал, и гусиная смазка не натиралась на грудь. К полной темноте Джули знала, что ей нужна помощь.

Она сцепилась с Коули светом фонаря. Сверчки стучали повсюду в траве. Лягушки всех размеров приползали вниз по ручью. Скрипучий крик совы, дрожащая от крика, остановил остальных, заставив ее дрожать. Но она не слышала пантеру. Она была за это благодарна.

Она положила одеяла в повозку для малышки Джоди. Он почти заснул, когда она положила его на них, и к тому времени, когда она вернулась с Лиссой в корзине, он уже крепко спал. Ребенок все еще издавал эти странные звуки лая. У неё тоже был жар, хотя Джули была так горяча из-за спешки и работы, что трудно было сказать.

Она повесила фонарь на крючок, вставленный в переднюю часть повозки, вывела Коули на тропу, которая шла примерно на восток мимо их переднего крыльца, и забралась на доску.

"Хлестай! – сказала она, и лошадь фыркнула, попыталась потанцевать боком между стволами, потом неохотно двинулась вперед. Ночной воздух был настолько прохладнее, чем во второй половине дня, что ее руки были почти холодными. Она потянула за плечи запасное одеяло, которое она принесла Джоди, и ударила лошадь по копытам.

Лес был в темноте… глубже, чем безлунное небо. Листья ярко сверкали по мере прохождения фонаря, но слабый блеск не мог проникнуть далеко в густую древесину по обе стороны колеи. И сам трек привлёк её внимание. Аккуратные копыта Коули могли легко пройти по колеям и корням, которые так сильно трясли вагон, что его колеса оказались под угрозой.

Ее глаза вскоре начали болеть от желания видеть впереди, направлять лошадь в самые худшие из плохих мест на дороге. Она тоже устала до костей, потому что ее рабочий день был от начала до конца. Но она не была сонной, независимо от того, как ее глаза протестовали или ее тело болело. Она слышала каждый легкий вздох ее ребенка, вздрагивая от каждого хрипящего или кашляющего спазма.

Ночь шла так же медленно, как и мили. У неё не было часов, но звёзды двигались в узкой ленте над проходом, и она могла сказать, когда она смотрела, что созвездия движутся на запад. Но не так быстро!

Она поняла, что была где-то на полпути к месту назначения, когда услышала крик снова. Как женщина, кричащая. Пантера! Неужели зверь следовал за ней все это время? Молча, прокрадываясь за медленно движущейся повозкой, охваченная запахом своего ребенка?

Коули теперь устала, хотя она дважды останавливалась, чтобы дать ему выпить в ручьях, которые они пересекли, и один раз, чтобы дать ему немного отдохнуть. Но она села прямо и швырнула его вожжами. Он фыркнул от раздражения, но копыта поднял немного быстрее.

Джули почувствовала под сиденьем доски и обнаружила рукоятку кнута, который Джоди держала для вывоза товара из своего сада. Коули никогда в своей жизни не чувствовал тяжести этой четырехслойной плети, но она знала, что время может прийти, когда он придет.

Позади них был еще один звук… не крик, а грубый, кашляющий рычание. Как будто в ответ ребенок начал кашлять, и казалось, что он вырвет ее нежные легкие. Она не нашла облегчения, пока Джули не потянулась одной рукой и не подняла Лиссу к себе на колени. Лежа на животе, опустив голову, ребенок захлебнулся хрипом и вдохнул воздух.

Необходимость поставить Лиссу на колени добавила Джули еще одно бремя. Коули двигалась быстрее, перепрыгивая вагон через препятствия, которые у нее не было времени выбрать и обойти. Позади нее в вагончике Джоди плакала, все еще полусонная, но взволнованная грубой качкой повозки.

"Ложись спать, детка," сказала она, через плечо. "Мы скоро будем там."

Маленький мальчик потянулся, чтобы поймать горсть ее юбки, которая висела на спинке сиденья. "Мне это не нравится, мама", – сказал он. "Не люблю спать в повозке. Не люблю ходить в темноте. Меньше иди домой. Пожалуйста?"

"Мы скоро будем у Бабули Дули. Тебе нравится Бабуля… помнишь, когда мы пошли на возрождение, и она дала тебе конфету-хоругунд? Она, вероятно, будет иметь больше для вас. И сахарные печенья. Вы знаете, как вы любите ее печенье!"