Тим Себастиан - Шпион под подозрением. Спасские ворота

Он оставил чемодан у столика администратора, а сам направился к ресторану. Из-за стеклянных дверей не доносилось ни разговоров, ни звона рюмок, ни перестука столовых приборов. Через стекло он увидел племянника, сидевшего в одиночестве над тарелкой супа.

— Надеюсь, не помешал?

Порученец придвинул себе стул.

— Угу, — с набитым ртом промычал Виталий. — Дядя, поешь. Сегодня тут хорошо кормят. Только что завезли продукты. Все свежее.

Молодой усатый мужчина в форме официанта показался в распахнутых дверях кухни. Куртка на нем едва сходилась, надо бы хоть размером побольше.

— Водку для дяди, — объявил Виталий. — Пятьсот грамм.

Официант удалился. Порученец огляделся по сторонам. В зале тоже пусто.

— Послушай, — он повернулся к племяннику, — мы сюда приехали не затем, чтобы пиры закатывать и сорить деньгами. Дело есть дело. Навестили кого следует и домой. Постарайся не привлекать к себе внимания.

Виталий разломил булку и засунул в рот добрую половину.

— Боюсь, не получится не привлекать внимания-то. Мы тут за целый месяц первые посетители. А потом нас нельзя не заметить. Мы — живые, а они — как снулые рыбы. Мы не можем не бросаться в глаза.

Виталий уплатил по счету. Выйдя из гостиницы, они круто повернули направо и пошли дворами. Узкий проход за домом зарос сорняками и мхом. Смеркалось.

Пройдя метров триста, Порученец остановился и прислушался.

— Теперь если захочешь мне что-то сказать, говори шепотом.

Виталий схватил его за руку.

— Послушай, а что бабуся? Выходит, у нее нет охраны?

— Раньше была. Но она настояла, чтобы убрали. Покоя никому не дала. Год назад охрану сняли, сейчас в доме только аварийная сигнализация. Если что не так, может нажать кнопку и вызвать милицию.

Виталий передернул плечами.

— Ну а вдруг какому-то чокнутому взбредет в голову пойти к ней и пристукнуть ни с того ни с сего?

— Не забывай, мы в России. — Порученец зашагал дальше. — Она — старая женщина. У нас стариков не убивают.

Они перешли через изящный мост в кованом черном кружеве, который словно бы принадлежал совсем другому, дальнему миру. Неудобная, мощеная брусчаткой дорога тоже пропала; под ногами шелестела высокая, влажная от вечерней росы трава. Миновали небольшой хутор из пяти-шести домов. Кое-где в окнах, закрытых ставнями, мелькал свет. Откуда-то донесся сигнал точного времени московского радио.

— Почти пришли.

Порученец остановился, как будто вдруг потерял направление, прислушался. Впереди длинный прямой отрезок пути: дорога спускалась с холма. Внизу крошечная улочка заканчивалась круглой вырубкой, и там стоял ничем не примечательный одинокий дом на отшибе. Дранка по фасаду выкрашена в зеленый цвет, палисад зарос кустарником, из трубы вьется дымок.

Порученец выжидать не стал. Он потащил Виталия по узкой тропке вперед и вскоре уже стучался в дверь. Несколько секунд слышен был только стрекот кузнечиков, щебет птиц да неясные звуки — пригород собирался ко сну. «Может, — подумал Виталий, — старуха вышла, или уехала, или именно в этот вечер навсегда покинула сей мир».

Но дверь чуть слышно отворилась, и на пороге возникла высокая, закутанная в черную шаль фигура. Суровая, старая женщина гостей не ждала. Ее тело и ум еще сохраняли силу, и, как всегда, она демонстрировала присутствие духа, с поднятой головой готова была встретить любую опасность. Вскоре глаза ее приспособились к темноте, и неожиданно теплая, светлая улыбка озарила лицо. Виталию показалось даже, что она прослезилась. Странно, почему это так его удивило? Разве мать генерального секретаря не такой же человек, как все? Разве ей не случается проливать слез — и, надо сказать, в последнее время гораздо чаще, чем кому бы то ни было?

На кухонном столе громко отстукивал секунды будильник. В углу лежали стопки газет и связанные бечевкой пачки фотографий. Обстановка самая заурядная. Ни намека на роскошь.

Она пододвинула к Порученцу табурет и провела ладонями по его лицу.

— Сколько лет, сколько зим! Ты всегда был хорошим другом.

Голос у нее оказался неожиданно сильным. Виталий не мог отвести глаз от ее лица, отыскивая в свете одинокой лампы фамильное сходство с сыном. Такой же мясистый нос, те же крупные крестьянские черты, но у нее острее, резче. И глаза — холодные, серые.

— Чаю попьете. — Это не было вопросом. Старуха поднялась и подошла к самовару, в котором уже кипела вода. Пар бил струей.

— Мы ненадолго, — сказал Порученец.

— Теперь в гостях не засиживаются, — резко отозвалась она. — У каждого свои обязанности. В стране разброд, хаос. Мы и то знаем. Ну, зачем приехал-то, говори.

Даже здесь, в тепле, она продолжала кутаться в шаль.

— Я хочу, чтобы вы поехали в Москву. — Порученец принял чашки у нее из рук, поставил на стол. — Ваш сын… У Михаила сейчас забот полон рот. Сами понимаете. Нам хотелось бы сделать ему подарок. Собрать в Москве, вокруг него, родных: вы, кое-кто из племянников и племянниц, брат Эдуард. Чтобы продемонстрировать наше единство. Через четыре дня у него день рождения, самое время.

Старая женщина словно бы вдруг устала. Она скинула с ног туфли и опустилась на табурет.

— «Собраться в Москве, продемонстрировать единство»… — Она говорила тихо, но ее глаза метали молнии. — Друг мой, не надо мне врать. Этому одному я всю жизнь учу своих детей. Если не можешь сказать правду, молчи. Ты, — она ткнула в него пальцем, — ты первый должен был это усвоить.

Порученец опустил глаза.

— С тех пор как Миша в Кремле, меня посещают какие-то недоумки. Поначалу с телевидения, хлыщи в вельветовых куртках; задумали сделать из меня символ России-матушки. Ха! Я быстро от них избавилась. Потом налетели газетчики и глупые мальчишки из госбезопасности, изображали из себя электриков, явились год предлогом починки электропроводки. — Она хитро улыбнулась. — А у меня вовек электропроводки не было. Керосиновые лампы лучше и гораздо надежнее. А эти — им бы только сунуть нос куда не просят, да начинить дом микрофонами или другой какой чепухой. Только и умеют, что транжирить государственные денежки. Лучше бы купили парочку тракторов.

Женщина вздохнула. Вспышка гнева, видимо, утомила ее.

— Не знаю, зачем ты собираешь нас в Москве. И похоже, что объяснять не намерен. — Она подняла на него глаза. — Но если это важно, поедем. Я их всех соберу. Племянницу у меня — ленивые балаболки, смена обстановки пойдет им на пользу. А что касается Эдуарда, так этот спит и видит Москву. Хочет стать государственным деятелем. Может, побывает там и наконец образумится.

Она поднялась из-за стола.

— Вам, наверное, пора идти. Ну а ты, молодой человек, — она взяла Виталия за руку, — когда мы виделись последний раз, был еще дитя. Совсем меня не помнишь, да? Позаботься о дяде. Ты ему нужен.