Тим Себастиан - Шпион под подозрением. Спасские ворота

— За мной следят уже второй день. А четыре дня назад отобрали служебную машину. Руководство меня не принимает. Как тебе это нравится?

— Не вижу ничего хорошего. — Он присел на край стола. — Странно, что они действуют так грубо. Сейчас при наличии улик просто арестовывают. Да и следят совсем не так демонстративно, как это делают те люди в машине. Не знаю, что тебе посоветовать… Может, им стало известно о твоих встречах со мной?

Анастасия отрицательно качнула головой.

— Почему ты так уверена?

Она улыбнулась.

— Потому, мой дорогой, что я уже не первый месяц регулярно докладываю о каждой нашей встрече…

Его глаза широко раскрылись.

— Боже мой! Ты мне никогда не рассказывала…

— А как иначе я вообще могла бы с тобой общаться? Думаешь, у нас тут хоть что-нибудь изменилось? Ты что, сумасшедший? Мы по-прежнему должны сообщать обо всех контактах с иностранцами — а я в особенности. Я ведь имею доступ к генсеку. Можно сказать, к самому Господу Богу!

— Да, но…

— Не будь же таким наивным, Маркус! Мы в России, понятно тебе? Впрочем, и в Англии поступают так же, хотя там, никогда не правили коммунисты.

Он откупорил бутылку минералки и выпил ее залпом.

— Тогда я тем более не понимаю, в чем причина. Выходит, дело не во мне. Может, кто-то другой из твоих знакомых иностранцев?.. — Он осекся.

— Что?

— Помнишь, недавно ты ездила на то собрание… А потом у тебя была одна необычная встреча…

— Да, с Дэвидом Рассертом.

Они уставились друг на друга.

— Не знаю, — произнесла она. — При чем тут Рассерт?

— Больше ничего не припоминаешь?

Анастасия помотала головой. Не хотелось больше об этом думать, не хотелось признавать, что мишенью была именно она.

По счастью, нашлась подруга, которая знала Нину Алексеевну — старшего референта в отделе США. Анастасия встретилась с ней за чашкой кофе, в буфете на десятом этаже.

— Я просмотрю досье, — сказала Нина Алексеевна, — но вам показать не смогу. — Она готова была помочь, но не за «так». — Вы говорите, что можете достать билеты на «Спартака», да? На пятницу, в Кремлевский дворец?

Анастасия кивнула. Лицо Нины Алексеевны просветлело.

— Знаете, я уж, наверное, там лет пять не была. Нет, нет, подождите… Шесть! Смотрела тогда «Лебединое озеро». Правда, спектакль был неудачный: как раз перед этим половина кордебалета осталась за границей. Лебеди топали как слоны…

— Его зовут Рассерт.

— Не беспокойтесь, не забуду. — Она опять улыбнулась, предвкушая поход в театр. — Нет, вы только представьте, Барышников снова в Москве и танцует для нас!.. Будем надеяться, он еще в форме.

Во второй половине дня, получив от Нины Алексеевны несколько покрытых каракулями листков бумаги, Анастасия зашла в туалет. Пробежав глазами первый листок, она вздохнула: большой грамотностью Нина Алексеевна не отличалась. А что она тут понаписала! Какая-то чепуха об официальных должностях Рассерта в Вашингтоне, о его жене… За такое вряд ли стоило клянчить билет. Анастасия раздраженно хмыкнула. Билеты ей доставал шведский посол, который на каждом приеме неизменно приветствовал ее улыбкой.

Некоторое время она рассеянно смотрела на голую стену и вслушивалась в шум уличного движения далеко внизу. Потом опустила глаза и прочитала последнюю страницу.

В пятидесятые годы Рассерт, как явствовало из записей, учился в Москве по студенческому обмену. Ничего необычного. Нина почерпнула эту информацию из справки органов безопасности того времени. «Очень может быть, — говорилось в ней, — что объект является разведчиком, временно прервавшим свою оперативную деятельность».

Анастасия улыбнулась. В те годы так писали буквально о каждом иностранце. Сквозь сухие фразы сквозила явная досада: видимо, какой-то олух-сталинист несколько месяцев следил за молодым Рассертом, но ничего компрометирующего не обнаружил. За что, вероятно, был наказан. Слава Богу, времена изменились. Если, конечно, изменились…

Она вернулась в свой кабинет и продолжила анализ полученной информации. Значит, Рассерт учился на юридическом факультете Московского университета. Интересное время. Возможно, среди его преподавателей был патриарх советской юриспруденции Игорь Карпов — фигура сложная и противоречивая. В тот период несколько деятелей нынешнего советского правительства тоже были студентами МГУ.

И снова на нее накатило, вспомнился дежуривший внизу серый «москвич», и сердце тревожно сжалось, но она быстро взяла себя в руки. А что если обратиться за помощью…

Дождавшись, когда сослуживцы ушли домой, Анастасия позвонила в справочную МИДа.

— Мне нужен номер домашнего телефона адвоката Карпова. Его должны знать в МГУ…

Она положила трубку, даже толком не осознав, что сделала.

Из-за привычки говорить мягким и едва слышным голосом, которую Игорь Карпов выработал почти за шестьдесят лет работы, его прозвали «шептуном». Сам он любил повторять, что эта манера — его наивысшее профессиональное достижение. В отличие от многих своих коллег, напыщенные речи и неумеренная жестикуляция которых обычно приводили к тому, что судьи скоро утомлялись и переставали слушать, Карпов говорил очень тихо, вынуждая присутствующих напрягать слух.

Раз в неделю к дому на Ленинских горах подъезжала машина, доставлявшая адвоката к расположенному в трехстах метрах высотному зданию МГУ, где у него был кабинет, заставленный написанными им книгами, и где его ждала секретарша, еще более преклонного возраста, чем он сам. Согласно бытовавшей в университете легенде, они не разговаривали друг с другом с конца семидесятых годов, что обеспечивало в высшей степени деловую обстановку. Никакой нужды в обмене шутками, в нелепых подарках ко дню рождения и традиционном служебном флирте. Общение сводилось к обмену записками.

— Он у себя, — сказала Анастасии старая секретарша, показывая на покоробившуюся грязную дверь. — Если спит, разбудите. У него через полчаса лекция.

Карпов, казалось, и в самом деле дремал за своим письменным столом, уронив на грудь голову с пышной седой гривой. Но спину, как заметила Анастасия, он держал прямо, словно находился в церкви.

— Заходите, барышня. Прошу, садитесь, пожалуйста! — сказал Карпов, подняв голову.

Мягкий голос, легкий провинциальный акцент, старомодные манеры. Анастасия вспомнила, что он родился в помещичьей семье на берегу Дона.

— Уверен, что особа, которая сидит у меня перед дверью, была с вами не слишком любезна. Секретаршам полагается проявлять радушие и помогать посетителям, но моя — личный дар Сатаны. Видимо, для того чтобы заранее подготовить меня к загробной жизни. — Карпов улыбнулся, но глаза у него остались серьезными. — Хотите чаю? — Он встал, поставил чайник на электрическую плитку, достал пачку китайского чая. — У старости свои радости, и мои друзья об этом знают…