Тим Себастиан - Шпион под подозрением. Спасские ворота

— И все-таки подумайте об этом. Если понадобится помощь, обращайтесь ко мне. Я серьезно.

Оказавшись у себя в кабинете, Рассерт сел, положил ноги на стол и уставился в окно. Да, своих агентов в России у него пока не много, поэтому Такерман и предложил помощь… Выйти на действительно нужного человека он так и не смог. Но события развивались слишком стремительно… Может быть, стоит прощупать Анастасию?..

Он рассеянно глянул в список, и у него перехватило дыхание. Первой в перечне стояла хорошо знакомая ему фамилия.

Фамилия человека, который значил для него очень много и, по его убеждению, вообще не должен был фигурировать в подобном списке.

Явочная квартира — самое опасное место для явки, если о ней узнает противник, тактика которого в таких ситуациях давно отработана: круглосуточное наблюдение, идентификация всех действующих лиц, арест. Наивно думать, что из-за так называемой «гласности» и краха коммунистической системы в Восточной Европе в КГБ мирно попивают кофе. Разумеется, их деятельность продолжается. И никто никому по-прежнему не верит, хотя власти утверждают обратное. Эпоха перемен — наиболее коварна. События развиваются непредсказуемо, соперничающие группировки выходят на улицы и зачастую сталкиваются друг с другом, вовлекая в кровавый водоворот обычных прохожих, далеких от политики, но имевших несчастье случайно оказаться поблизости.

Вот какие мысли роились у него в мозгу, пока он ехал в восточный пригород столицы.

Как сказал этот русский? «Такой человек поможет нам, когда придет время». Ну что ж, время пришло.

Улицы были пустынны и темны. Городские власти иногда делали вялые попытки улучшить освещение, но чаще всего предпочитали не обременять себя подобными мелочами. Правда, при этом они требовали от водителей включать только сигнальные огни. Никаких фар. Фары были привилегией тех, кто сидел в правительственных машинах. А интересно, кстати, кто в них сидел? И как этим людям вообще удавалось сохранить хоть какую-то власть?

Рассерт проехал пост ГАИ на границе города. Его не остановили: он сидел за рулем украденных двумя днями раньше стареньких «жигулей» с советским номером.

Город нисколько не изменился со времени его пребывания здесь в пятидесятых годах. Такой же мрачный и серый. Серые коробки домов, населенные безликими разобщенными людьми, по-прежнему бесконечно далекими от всего мира. В странах Восточной Европы эта серость была навязана с помощью Советской Армии и не могла царить слишком долго. Тамошние народы не хотели суровой дисциплины и репрессий. Здесь же, в России, предпочитали жить по-старому.

Еще один пригородный район. Шеренга закрытых темных магазинов. Впрочем, когда днем их открывали, покупать все равно было нечего. В любой другой стране подобный экономический развал привел бы к падению правительства. Здесь же опасным было процветание. Новые свободы и возможности порождали зависть. Люди чувствовали себя счастливыми только тогда, когда никто не мог назвать хоть что-либо своим.

«Ну вот, я почти на месте. Что мне ему сказать? И кто я для него: друг или враг? Как все смешалось!.. Если мне правильно объяснили, это здесь». Рассерт переехал железнодорожное полотно. В зеркале заднего вида отразилось красноватое зарево над городом. Даже в ночные часы Москва не знала покоя. Город душевного смятения и дурных снов.

Он затормозил, вышел из «жигулей», осмотрелся. Нигде не было видно ни одной машины. Над дверью центрального подъезда горела лампочка. Его ждали.

«Пройти по коридору первого этажа. Четвертая дверь. Ошибиться трудно».

Как просто и буднично: проскользнуть внутрь и поздороваться, словно последний раз вы виделись не на другом конце света, а здесь, и не далее, как вчера, а сегодня зашли поговорить о погоде. С первого же взгляда на русского он понял, что дело плохо: перед ним стоял человек физически и душевно страдающий, в грязном костюме и с трехдневной щетиной на бледном лице.

— Что случилось? Зачем вам вдруг понадобилось встретиться?

Все казалось нереальным: маленькая пустая квартира в заброшенном, отрезанном от остального мира доме, тема их разговора… Сколько энергии было когда-то в этом человеке! Куда она подевалась? Высосана перестройкой?

Они прошли в комнату, сели на пыльные стулья.

«Как быстро все меняется. Я им немного помог, кое-что сообщил. Может быть даже, из-за моей информации погиб какой-то связник. И вот наступает новый этап».

— Итак, вы здесь, — сказал русский, вероятно, заметивший его смущение. — Наверное, случилось что-то важное…

Какой мягкий голос. Ни следа былой напористости.

— …А я уж собирался сам назначить вам встречу в ближайшие дни.

— Почему?

— Время уходит… — Он вдруг тяжело задышал и опустился в кресло.

— А не открыть ли нам окно? — спросил гость. Воздух в квартире был спертый, зловонный. — Я пришел потому, что вы в опасности. Ваше имя значится в «черном списке», который составлен группой сторонников реформ. Вернее, экстремистов. Вас собираются убить.

Русский отмахнулся:

— Ерунда! Я знаю. Не стоит и говорить. У меня есть сообщение поважней. — Он облокотился о стол. — Да, может, хотите поесть или чего-нибудь выпить?

Гость отрицательно покачал головой.

— История, друг, очень длинная. — Русский шмыгнул носом и вытерся рукавом пиджака. — Можно было бы проговорить всю ночь, но я постараюсь быть кратким. Нашим реформам конец… — Он поднял правую руку. — Во всяком случае, для нас. Может, кто-то их и продолжит, но только не мы. Так-то… Мы забыли собственную историю. Революция семнадцатого года была жестокой — потому, наверное, и удалась. Мы же хотели действовать осторожно, шаг за шагом. Делать дело чистыми руками, привлечь на свою сторону народ. А что вышло? Никто нас не поддержал. Одни говорят, мы слишком торопимся, другие — что медлим. И все недовольны. — Русский развел руками. — Вот оно как, друг. Россия опять прозевала момент. Мы предприняли попытку и проиграли. Партия раскололась. Единомыслия нет ни в чем. Кончится тем, что бравые ребята в форме повернут страну вспять и еще лет шестьдесят придется жить по-старому. Думаете, нет? Да посмотрите вокруг!

— Вам сейчас нельзя отступать.

— Мы и не отступаем. Мы сделали все от нас зависящее. Это народ не захотел. Народ отступился.

— Ради Бога… — Гость встал и взад-вперед зашагал по комнате.

— Позвольте пояснить, друг. Михаилу надо уехать из страны, он это понимает. Но ему нужна помощь. Он не хочет ехать в Америку, хотя только Америка и может его защитить. Он хочет, чтобы его оставили в покое, хочет жить обычной человеческой жизнью, а не плясать под дудку, как медведь в цирке. Без пресс-конференций и критики своей страны…