Питер Чейни - Непростые условия

Наступила тишина, нарушаемая только шумом прибоя.

— Вас же интересует Виола, не так ли? Она как раз в вашем вкусе, вот и расплатитесь за нее.

— Дело в том, — сказал Кэллаген, — что агентство Кэллагена никогда не поступает подобным образом.

— Расскажите этой своей бабушке, — отпарировала Корина. — Но если уж вы так щепетильны, то сделайте это для меня. В конце концов, я — ваш клиент и заплатила вам 75 фунтов. Ну как, договорились?

Кэллаген улыбнулась.

— Я и забыл об этих деньгах, — признался он. Ситуация была достаточно комичной. Кэллаген не сомневался, что Корина заплатила ему из денег, переданных Виолой для Донелли. В любом случае это были деньги Виолы.

— Я не испытываю симпатии к Донелли, — заявил он. — Этот тип доставил мне массу неприятностей, и в том, что полиция наступает мне на пятки, есть и его заслуга. Благодаря ему, шансов выйти сухим из воды, у меня, говоря откровенно, не слишком много, поэтому я, пожалуй, соглашусь и завтра вечером нанесу визит нашему другу. Посмотрим, как ему это понравится!

Она протянула руку.

— Спасибо, Слим, большое спасибо. Обещаю, вы не пожалеете о своем решении.

— Там увидим, — буркнул детектив.

Он выбрался из лодки и начал подниматься по склону.

Лучи утреннего солнца пробились через неплотно занавешенные окна, высветили рисунок ковра и упали на лицо Николлза, сидящего в углу комнаты с бокалом виски в руке.

— Дело дрянь, — признал он. — Судя по всему, на этот раз мы влипли основательно, и я ничуть не удивлен этим, потому что всегда подозревал, что в один прекрасный день найдется красотка, которая снимет скальп с нашей фирмы. Странно, что этого не случилось раньше. Теперь, похоже, пора бить отбой. Что будем делать?

Кэллаген, удобно расположившийся в кресле у камина, лениво пожал плечами.

— Да, дела плохи, — согласился он. — Фирма закончит свое существование, если только не произойдет ничего совсем уж непредсказуемого, а на это рассчитывать не приходится. Вчера мне удалось придержать Гринголла: Патриция сказала ему, что мисс Ваймеринг якобы уехала навестить больную подругу или что-то в этом роде. Но это всего лишь отсрочка. Инспектор увидится с ней сегодня или завтра. Он торопится, поэтому, скорее всего, — сегодня.

— Да, он возьмет ее в оборот, — задумчиво сказал Николлз, прихлебывая виски.

— Круг сужается, — констатировал Кэллаген. — Мисс Ваймеринг, естественно, будет утверждать, что у нее и в мыслях не было трогать платок и оружие, и Гринголл с радостью примется за меня…

Николлз кивнул.

— И вышибет из вас мозги в соответствии с законом. Ответственность за манипулирование уликами — страшное дело. Все честно и благородно, никакой личной антипатии к частным детективам.

Кэллаген отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он, — эта хитрая лиса поступит иначе. Он понимает, что если обвинит меня, то я буду молчать, как рыба, пока меня не заставят давать показания под присягой, а ему нужно другое…

— Что же, черт побери, он сделает? — спросил Николлз.

— Гринголл попробует вступить со мной в переговоры, — ответил Кэллаген. — Он ведь точно знает, что это я передвинул оружие, стер отпечатки пальцев с рукоятки и убрал платок, но ничего не сделает нам при условии, что я объясню, почему мне пришлось так поступить. Но если я скажу ему правду, это будет равносильно признанию того, что наша клиентка Виола Аллардайс виновна в смерти своего отчима… Этого-то он и добивается. Тогда у него будет достаточно оснований рекомендовать коронеру передать дело на рассмотрение Большого жюри.

— Не слишком веселая участь ждет нашу клиентку, — согласился Николлз. — Будет скверно, если вам придется открываться Гринголлу, но вряд ли…

Он поморщился и замолчал.

— Что — «вряд ли»? — спросил Кэллаген.

— Сами знаете. Вы ничего не скажете инспектору, потому что питаете слабость к красивым женщинам. Значит, вы будете молчать и предпочтете получить оплеуху, но не допустите, чтобы мисс Аллардайс оказалась в пиковом положении. Так уже не раз бывало.

— Разве это не справедливо? — отозвался Кэллаген. — Виола Аллардайс — наша клиентка, а мы никогда не оставляем клиентов в беде.

— Господи, — взмолился Николлз, — не изменяет ли мне слух? Когда я припоминаю некоторые номера, которые вы выкидывали с некоторыми нашими клиентами, мне становится не по себе.

Он вздохнул.

— Впрочем, может быть, игра стоит свеч… если она хорошо заплатит.

Кэллаген улыбнулся.

— Она не заплатит нам ничего, — объявил он. — Единственный гонорар за это дело пока что поступил от Корины.

Николлз пожал плечами, наполнил бокалы и передал один Кэллагену.

— Мы работаем бесплатно на весь мир! — шутовски выкрикнул он. — Мы альтруисты! Зачем нам деньги, если нам обоим предстоит скоротать остаток дней в тюрьме?

— Бывает и хуже, — философски заметил Кэллаген, отхлебнув виски. — Лучше подумай, где сейчас может находиться твоя приятельница — та самая, что работает секретаршей у Донелли?

— Это проще простого — у меня есть ее адрес. Думаю, сейчас она сидит дома.

— Отлично, — сказал Кэллаген. — Садись в свою колымагу и поезжай к ней. Пригласи ее на ленч и постарайся выяснить, чем сегодня занимается Донелли. Особенно меня интересует вечернее время. Узнай, когда он обычно появляется в клубе, и вообще выясни все, что возможно.

Николлз встал, поставил на стол пустой бокал и поискал в кармане сигареты.

— Ладно уж, — проворчал он, — до встречи под виселицей. Если узнаю что-нибудь интересное, — сообщу немедленно. Если нет, — буду не раньше завтрашнего утра.

Дверь за помощником захлопнулась, и Кэллаген закурил новую сигарету. Его мысли возвратились к Корине. Удивительная женщина, думал он, чувственная, очаровательная, но, вместе с тем, глубоко порочная, да еще с ярко выраженными садистскими наклонностями. Вместе с Донелли она составляет страшную пару, по сравнению с которой семейство гремучих змей — приятная компания. Донелли, в конце концов, — обычный негодяй, хотя и с незаурядными способностями. Корина по всем статьям превосходила его. Она могла лгать с таким невинным видом, словно само небо вещало ее устами. Кэллаген хорошо помнил, что она говорила ему при первой встрече в баре «Корона». Казалось, он все еще слышал ее низкий, завораживающий голос, нанизывающий одну ложь на другую, как бусины на нитку: ах, она никогда не подозревала, что Виола была замужем… ах, что бы ни случилось, она должна сделать все, чтобы спасти Виолу… ах, он должен обязательно найти автора письма и помешать этому мерзавцу шантажировать Виолу… Господи, чего она только не говорила!

Кэллаген усмехнулся: а чего стоили ее сегодняшние признания! У нее хватило духу выслушать его и раскрыть все свои карты. Она призналась во всем: в том, что вышла замуж за Донелли, в том, что ненавидела Люсьена, но не могла порвать с ним, наконец, она косвенно признала, что ненавидит Виолу. Кэллаген готов был предположить, что она питает ненависть и к себе самой…