Грегори МакДональд - Флетч & Co

— Конечно. Короче, вот так все и произошло. Наверное, в иной ситуации я бы такого себе не позволил.

— Так из чего ты стрелял?

— Из пистолета. Тридцать второго калибра.

— Зачем вам вообще понадобился пистолет?

— Мы купили его. На всякий случай. Мы же путешествовали. Собирались ночевать на природе.

— Ты не сидел в машине, но пистолет был при тебе.

— Я засунул его под рубашку. Я заходил в магазин.

— Ты собирался ограбить магазин?

— Нет. Кому охота грабить супермаркет?

— Тогда почему ты захватил с собой пистолет?

— Он придавал мне уверенности.

— Сынок, у тебе нелады с потенцией?

Брови Джека взлетели вверх.

— Да нет, вроде бы все у меня в порядке.

— Тогда я не понимаю, зачем тебе понадобился пистолет.

— Так и у вас пистолет засунут за пояс. Прямо сейчас.

— По приказу шерифа. — Флетч встал, подошел к стеклянной двери. — Я окружен сбежавшими преступниками. По крайней мере один из них, возможно, и ты — убийца. — Он стоял спиной к Джеку. — Если хорошенько подумать, вы все убийцы. Похищение людей, торговля наркотиками: вы все укорачиваете нам жизнь.

Сквозь пелену дождя Флетч видел фары джипа у самой вершины холма, далеко от оврага. Рассекал темноту и мощный фонарь в руках полицейского, сидевшего рядом с водителем.

— Вы не боитесь стоять у освещенного окна? — спросил Джек. — С учетом сложившихся обстоятельств?

— Нет. — Флетч обернулся к нему. Джек сидел на диване, привалившись к спинке, расслабившись.

— У тебя кожа матери.

— Не везде. — Джек потянулся.

— А почему ты такой загорелый? — спросил Флетч. — Сколько ты просидел в тюрьме?

— Пять недель. А до того меня выпустили под залог. Вот и болтался без дела, загорал. На работу выпущенных под залог берут неохотно. Тем более обвиняемых в покушении на убийство.

— Почему ты не приехал сюда?

— Не хотел вас стеснять. И потом, я дал подписку о невыезде за пределы штата.

— Ты сбежал из федеральной тюрьмы особого режима, пробыв в ней всего пять недель?

— Мне там не понравилось. Шумно. Еда оставляет желать лучшего. Я прочел все книги в библиотеке.

— Ты владеешь карате?

— Есть немного. — Джек вновь удивленно взглянул на Флетча. — А! Вы выходили из дома. Видели, как я уговаривал моих приятелей идти к оврагу.

— Как фамилия здоровяка, которого ты огрел сначала ногой, а потом ладонью?

— Лири. Он сумасшедший.

— А который из них Крайгель?

— Низкорослый, лысый, в очках. Его зовут Крис Крайгель. Значит, вы следили за мной. — Джек взглянул на кроссовки Флетча, джинсы. — Как вам удалось не промокнуть?

— Где Кристел? — Флетч сменил тему разговора.

— Вообще или в данный конкретный момент?

— Вообще. И в данный момент.

— В Индиане.

— Она по-прежнему работает журналистом?

— В некотором роде. Нет. — Джек наклонился вперед. — Ей принадлежат пять радиостанций.

— Какая она, однако, молодец.

— Она называет их денежными машинами. Мы живем, жили около Блумингтона. — Он налил себе молока. — В данный момент она проходит регулярный двухнедельный курс голодания. В специальной клинике. Она уезжает туда каждые полгода. В эти две недели разыскать ее невозможно. Все ее мысли должны быть связаны с потерей веса. Для нее это жизненно важный вопрос. Не похудев, она не может ходить. — По выражению лица Джека чувствовалось, что он очень любит мать. — Ноги не выдержат ее веса. Ее вены… сердце…

Джек съел все, что было на подносе.

— Принести еще? — спросил Флетч. Парень откинулся на спинку дивана:

— Нет. Благодарю. Может, попозже.

Флетч сел за стол.

— Как ты узнал, где я живу?

— Время от времени о вас пишут газеты. С тех пор как вы опубликовали книгу «Пегая лошадь: биография Эдгара Артура Тарпа-младшего». Она имела большой успех?

— Ты ее прочел? — спросил Флетч.

— Да.

Флетч ждал продолжения, а когда пауза слишком затянулась, заговорил сам:

— Полагаю, ее хвалили более чем достаточно.

— Отличная книга.

— Она отняла у меня немало сил. Джек глубоко вдохнул:

— Почему вы, белый человек, решили написать и издать книгу о коренных американцах — индейцах?

— А почему Эдгар Артур Тарп-младший решил рисовать коренных американцев — индейцев? Создавать статуи по их образу и подобию? Он тоже был белый человек.

— Совершенно верно. Он рисовал и ваял их в целостном единстве с их лошадьми. Вы сами так сказали. В вашей книге. Вы писали: «Тарп рисовал и оттенял обнаженные мышцы индейцев-наездников точно так же, как и мышцы лошадей, на которых они скакали». Я прав?

— Прав.

— «Он рисовал беременных женщин, женщин с детьми на спине, и контур их тел совпадал с контуром холмов, видневшихся за ними».

— Вижу, ты читал эту книгу.

— Я же сказал, что читал.

— И тебя интересует, что побудило меня взяться за нее?

— Интересует.

— Ясно, — вздохнул и Флетч. — Скажи, пожалуйста, что побудило американского еврея, окончившего Гарвард, сочинить «Вестсайдскую историю» о молодых пуэрториканцах, живущих в трущобах Нью-Йорка, взяв за основу пьесу о молодых итальянцах из Вероны, известную под названием «Ромео и Джульетта», написанную белым мужчиной, англичанином Уильямом Шекспиром, который никогда не был в Италии?

Джек заулыбался:

— Похоже, мой вопрос не застал вас врасплох?

— Да, раз или два мне уже приходилось отвечать на него. И меня удивило столь предубежденное отношение к моей работе.

— Так что вы ответили?

— Во-первых, такие мысли вообще не приходили мне в голову. Я знал, какой я есть. И знал, каким быть не могу. В отличие от некоторых я полностью отдавал себе отчет, что не могу встать на место другого и смотреть на мир его глазами. При этом я всегда верил в сопереживание, в то, что все люди способны испытывать одни и те же чувства. Мы не можем до конца понять других. Но попытаться-то в наших силах. Да, у коренных американцев было и есть великое культурное наследие. Но Тарп видел их, а также ковбоев, паровозы, лошадей, буйволов, поселенцев совсем не такими, как представлялись они себе. Тарп увековечивал память о них с любовью к ним. Без его картин и скульптур мы бы меньше знали о нашем прошлом, меньше бы понимали его. И я попытался с любовью увековечить память о нем.

— Вы читаете мне лекцию.

— Ты задал вопрос, я на него ответил.

— Вы верите в прямые линии?

— Природа не любит прямых линий. Человеку не остается ничего иного, как подчиниться ее законам.

— Человеку?

— В широком смысле этого слова.

— Это каламбур?

— Похоже, тебя нельзя кормить досыта.

Джек сложил руки на груди.

— Моя мать один раз пыталась написать книгу. Осилила восемьдесят страниц. На половине речь шла о вас. Ей нравится рассказывать истории, в которых вам отводится центральное место.