Грегори МакДональд - Флетч & Co

— Я тебе не мстил.

— Разумеется, мстил. Ты узнал, что у тебя есть сын, Джек, что я долгие годы скрывала его, и не прошло и четырех дней, как я лежу, всеми брошенная, умирающая от голода, униженная.

— Слушай, давай не будем жаловаться на судьбу.

Кристел вновь взглянула на Флетча, сухо улыбнулась:

— Сам-то небось позавтракал.

— В самолете, когда летел в Чикаго. Кофе с булочкой.

— Кофе с булочкой! — фыркнула она. — Какой булочкой?

— С черничным джемом.

— И ты называешь это завтраком?

— Разумеется, нет. Пожалуй, на завтрак я бы съел половину грейпфрута, глазунью из двух яиц, бифштекс с кровью, несколько ломтиков бекона, жареную картошку, возможно, пару копченых сосисок…

— Замолчи!

— … и гренок с… да, с клубничным мармеладом…

Взгляд Кристел уже не отрывался от него.

— Ты все это съедаешь? За завтраком?

— А ты собираешься встать с кровати?

— Я не могу! Неужели ты этого не видишь?

— Я вижу удивительно толстую женщину, которая лежит на кровати в псевдолечебном учреждении, только-только закрытом властями. У нее отняли простыни, одеяла, бра, салфетки, она намекает на то, что голодна, и при этом ничем не может себе помочь. Кристел, ты собираешься здесь умереть? Чего я уж точно не смогу, так это нести твой гроб. В могилу тебя придется опускать подъемным краном.

— Я о себе позаботилась.

— Неужели? Послала гонца в китайский ресторан?

— Ты меня убиваешь.

— Ты убиваешь себя сама. Что ты сделала ради собственного спасения?

— За мной приедет машина «Скорой помощи».

— Ты ее вызывала?

— Нет.

— И куда она тебя отвезет?

— В больницу.

— В какую больницу? Кристел, на тебя денег налогоплательщиков не хватит. Как не хватает их на школы, полицию и пожарные команды.

— Они, наверное, упрячут меня в психиатрическую лечебницу. — Кристел всхлипнула. Повернулась к окну. — У меня не хватит денег на мое содержание.

— Возможно и такое.

— А ты мне не нужен.

— Хорошо.

— Ты мне не нужен. И Джек не нужен. Мне никто не нужен.

Флетч вздохнул:

— Кристел, уезжая в воскресенье, я обещал вернуться. Если я уйду сейчас, то больше уже не вернусь.

— Уходи.

— Ноги моей не будет в этой комнате.

— Вот и убирайся.

— Как скажешь.

И Флетч ушел.

— Привет, мистер Мортимер. Это Флетч.

— Кто?

— Это я, Флетчер.

— О, только не это.

— Я позвонил в неудачный момент?

— Да. Я еще не умер.

— Разве могло быть иначе? — Флетч звонил с телефона, установленного в кабине грузовика-фургона. Последний стоял на подъездной дорожке «Блайт-Спирит».

— И у меня еще хватит сил, чтобы положить трубку.

— Не делайте этого!

— Почему?

— Вдруг я скажу вам что-нибудь интересное.

— Другого от тебя не услышишь. Поэтому я кладу трубку. Я слишком стар, чтобы интересоваться тем, что ты можешь мне сообщить.

— Подождите.

— Я ведь и постарел только потому, что в последний раз послушал тебя. До того я был молод. Густые волосы, прямая спина, много друзей. Я послушал тебя, и мои волосы поседели и вылезли, зубы выпали, спина согнулась, я потерял источник доходов, потерял друзей, и все за каких-то три месяца после того, как я тебя послушал Так чего мне опять слушать тебя?

— На этот раз после разговора со мной вы помолодеете.

— Конечно. На этот раз дело кончится тем, что меня усадят в инвалидное кресло.

— Послушайте, я…

— Никаких «послушайте»! Хватит, Флетчер! Ты уговорил меня стать главным свидетелем обвинения. Все остальные, все мои друзья и партнеры, угодили в тюрьму. А меня отправили в Вайоминг, ради моего же блага. Ха! Я бы лучше сел в тюрьму. Я бы хоть знал, за что сижу. А вот что я делаю в Вайоминге? В тюрьме у меня было бы куда больше знакомых. Нашлись бы темы для разговора. В Вайоминге я никого не знаю. А говорят здесь только о мясных бычках и двенадцати смертных грехах.

— Семи.

— Семи что?

— Я думаю, смертных грехов только семь.

— В Вайоминге их двенадцать.

— Действительно, это же большой штат.

— До сих пор не могу понять, то ли Вайоминг большой, то ли просто пустой.

— Мистер Мортимер, вы стали свидетелем обвинения после того, как вашего подопечного, наиболее вероятного претендента на звание чемпиона мира по боксу в среднем весе, нашли насаженным на острия железных прутьев ограды Греймерси-Парк. [181] Парк в Нью-Йорке, вход в который разрешен ограниченному кругу лиц, в основном жителям соседних домов

— Да, меня это взбесило. Я очень любил этого парня.

— Вы можете писать письма друзьям, которых отправили в тюрьму.

— Я и пишу. Некоторым. Хорошие ребята, знаете ли. Переписываюсь с теми, кто говорит: «Я не сержусь за то, что ты разрушил мою семью и отправил меня за решетку до конца моих дней». С теми, кто подошлет ко мне наемного убийцу. Я посылаю им по письму каждую неделю. Рассказываю, как здорово коротать дни, наблюдая горы Вайоминга.

— А разве плохо жить в прекрасном штате Вайоминг? Вы заслужили право на отдых. Вам же семьдесят два.

— Семьдесят четыре. Благодаря тебе. Если б мы не встретились, мне бы по-прежнему было сорок семь.

— Джейк Бургер говорит мне, что вы тренируете двух перспективных парней.

— Мясные бычки. Двуногие мясные бычки. Иного тут нет: только мясные бычки. Четвероногие мясные бычки, двуногие мясные бычки.

— Если б вы не верили в них, то не стали бы тренировать. Может, они выиграют первенство округа.

— Никогда в жизни.

— А сколько им лет? По двадцать?

— Одному шестнадцать. Второму — восемнадцать. Я не доживу до того дня, когда хоть один из них оторвется от пола при счете десять.

— Готов спорить, они себя еще покажут.

— Старший, которому восемнадцать, зовут его Хэджа, полагает, что главное в боксе — злиться на себя. Он бы отправил себя в нокаут, если б я показал ему, как это делается. Второй, шестнадцатилетний, Рики, думает, что у него великолепная мускулатура. Можешь ты в это поверить?

— В шестнадцать лет в этом уверены все.

— Единственный соперник, который его интересует, — зеркало. И особенно он любит сходиться с ним в ближнем бою. Они оба пользуются дезодорантом. Можешь ты себе такое представить? Слышал о благоухающих боксерах?

— По-моему, неплохая идея.

— Я то и дело повторяю: «Откуда здесь запах петуньи?» Фу!

— И кто обычно берет верх в спарринге?

— Никто. Молодой не устает танцевать, словно босоногий городской мальчишка на горячем асфальте. И все для того, чтобы ему не подпортили физиономию. Старший ужасно злится на себя за то, что не может дотянуться до молодого. У него даже поднимается давление. И это чистая правда.

— Я бы хотел приехать и взглянуть на них.

— Нет, сэр. Не трать попусту мое время.

— И привезти с собой даму.