Грегори МакДональд - Флетч & Co

— Я только не понимаю, зачем?

— Как я и говорила, тут творится что-то странное. У людей, которые здесь живут, есть все: приятная внешность, ум, здоровье, престиж, любой их каприз тут же выполняется, и при этом напряжение столь велико, что его можно пилить пилой.

— Не зря утверждают, что на богатых не угодишь.

— Я хочу сказать, Джек, что жестокость, ненависть, неудовлетворенность направлены на одного человека.

— Кого же?

— Честера Редлифа:

— Капитана корабля.

— Я боюсь, что напряженность перерастает в насилие. Скрытое насилие.

— Давно ты здесь?

— Десять дней. Сначала я подумала, что все обожают старика, добродушно над ним подшучивают. Потому что шептаться они начинали, как только он уже не мог их услышать Но потом я поняла, что никаким добродушием и не пахнет. Если и шутили, то зло. Для них Честер говорит не то, делает не так. Если он скажет, что сегодня вторник, все хмыкают и пожимают плечами и твердят, что сегодня — понедельник или среда, хотя на самом деле — вторник. Надеюсь, ты меня понимаешь. Это несправедливо.

— Кто эти «все»?

— Его жена. Его дети. Он много работает, не выезжая из поместья, но у него есть аэропорт, здесь же живут его ближайшие помощники. Взять, к примеру, его заместителя Эрика Бьювилля. Ситуация аналогичная. В лицо одни улыбки, за глаза — та же ненависть.

— Доктор Редлиф — гений. Напрасно ты думаешь, что окружающие могут понять гения. Разумеется, без трений не обойтись.

— Говорю тебе, добром это не кончится. Ты же знаешь, когда варишь яйца или спагетти, а в кастрюле слишком много воды или горелка чересчур раскалена, кипящая вода перехлестывает через край.

— Да, я как-то сжег спагетти.

— Если не уменьшить расход газа, вода выплеснется, испачкает плиту, зальет горелку. Здесь то же самое. Вода уже начинает перехлестывать через край.

— Что ты подразумеваешь под «скрытым насилием»? Что-то определенное?

— Да.

Он услышал, как она тяжело вздохнула.

— Так что же?

— Каждое утро, на рассвете, Честер мчится по холмам на своем огромном жеребце. Скорее всего таким способом он снимает накопившееся напряжение. Утром того дня, когда я позвонила тебе, когда он выезжал из конюшни, жеребец упал замертво. Говорят, он умер от сердечного приступа.

— Лошади умирают от сердечных приступов.

— Трехлетний жеребец? Я думаю, его отравили.

— Доказательства?

— Честер отказался сдать кровь жеребца на анализ. Думаю, он не хочет знать, что жеребца отравили. Лучи летнего солнца жгли Джеку плечи.

— Немного.

— У Честера есть маленький коттедж в лесу. Он называет его «Домик для раздумий». Каждый день ровно в четыре он уединяется там на полчаса. Размышляет, слушая Гайдна. Вчера в самом начале пятого коттедж взорвали. Его разнесло по бревнышкам. Нам сказали, что взорвался обогреватель.

— Обогреватель? — Весь в поту, Джек искоса глянул на солнце. — Кому нужен обогреватель в такую жару?

— И я о том же.

— С этим кто-нибудь разбирается?

— Я.

— Как я понимаю, в тот момент доктора Редлифа в коттедже не оказалось.

— Он туда ехал, но сломалась передняя ось джипа.

— Гм-м. Если бы передняя ось сломалась на обратном пути, он мог бы получить травму.

— Скорее всего погиб бы. Там же проселок, очень извилистый, местами проходит по самому обрыву. А вчера еще прошел дождь.

— Ты насчитала три возможные попытки покушения на его жизнь.

— Была и четвертая, этим утром. До рассвета Честер пьет кофе в маленькой комнате, примыкающей к спальне. В то утро он обнаружил, что штепсель вытащен из розетки. И мокрый. Естественно, он взялся за провод, чтобы вставить штепсель в розетку. Но кто-то снял с провода изоляцию.

— Откуда тебе это известно?

— Он пожаловался, что утром остался без кофе.

— Бывают совпадения.

— Но не так много.

— Я заметил, ты зовешь его Честер.

— Да.

— Ты же его будущая невестка. Вроде бы тебе следует называть его доктор Редлиф, профессор Редлиф.

— Я познакомилась с Честером до того, как встретила Чета.

— О?

— Когда он ездил в Европу, я работала у него переводчиком.

— Путешествовала с ним?

— С его свитой. Я сопровождала его на культурные мероприятия и светские приемы. Мне сказали назвать его Честер. Он полагал, что обращение доктор или профессор возведет барьер между ним и другими гостями.

— Понятно.

— В Виндомию я приехала этой весной вместе с его командой. Он вел переговоры с немецкими и скандинавскими промышленниками и министрами. Тогда я и встретила Чета.

— Любовь с первого взгляда?

— Я увидела, что ты остановил свой выбор на журналистском расследовании, и подумала, а почему бы тебе не позвонить? Я не знаю, что мне делать. Я волнуюсь. — Она помолчала. — Извини, воспользовалась нашим знакомством, пусть и очень коротким.

— Я тоже не знаю, чем я могу помочь тебе, — ответил Джек. — Не могу я мельтешить у него перед глазами, проверяя пульс его жеребца и втыкая в розетку штепсель кофеварки.

— Разве репортеры, занимающиеся расследованием, не расследуют?

— Теперь я сожалею, что прибыл сюда не гостем. Я слишком далеко как от него, так и от родственников.

— Что-то менять уже поздно.

— Доктор Редлиф — профессор физики. Он наверняка изучал теорию вероятности. Что он сам думает об этих совпадениях?

— Он все отметает Однако какие-то мысли у него все-таки возникают.

— Как я понимаю, он человек привычки?

— Живет по часам. У него есть распорядок, которому он и следует, минута в минуту. У него идеальная самодисциплина.

— Это опасно. Если у тебя будет возможность поговорить с ним, предложи ему менять распорядок дня. Пусть его появления в тех или иных местах станут менее предсказуемыми.

— Есть ли смысл просить зебру снять полосатую пижаму?

— Или предложи ему ненадолго уехать из Виндомии.

— Здесь его дом. Его лаборатория. Его сотрудники. Все его игрушки. Увезти его отсюда — все равно что вынуть начинку из пирожка.

— Он наверняка должен что-то знать. И непременно примет какие-то меры. И здесь ему нужны куда более серьезные помощники, чем я.

— Он оберегает семью.

— Это я заметил.

— Не думаю, что он позволит хоть в чем-то обвинить родственников, даже заподозрить.

— Но ты, человек посторонний, встревожена.

— Вероятно, я здесь для того, чтобы родственники узнали меня, я — их, чтобы я узнала на практике, каково жить в Виндомии…

— Так тебе здесь нравится?

— А кому нет? — Она выдержала паузу. — У меня-то семьи не было. Отец женился четыре раза, мать трижды выходила замуж. Он — адвокат в Олбани. Берется за любые дела. Вождение в пьяном виде, подделка документов. Знает, кому и сколько надо дать в суде. Мать теперь целыми днями сидит на диване, уставившись в никуда. Сестра перепробовала все наркотики, какие только поступают из Южной Америки. Брат в тюрьме. За изнасилование. В моей семье никто не знал, что такое дисциплина. Кроме меня. Я — исключение.