Вячеслав Демченко - Четвертый бастион [litres]

Впрочем, перехватив оценивающий взгляд Пустынникова, француз и не подумал скрывать:

– Капитан Филипп Шарле [86] Шарль-Филипп Боше (27.11.1816–14.04.1908) – французский офицер и писатель. Принадлежал к штабу генерала Эймара, командующего Лионской армией, а затем отправился на кампанию в Алжир адъютантом Ля Морисьера. По возвращении готовился стать адъютантом Наполеона III, но когда появился декрет о конфискации имущества Орлеанской семьи, посчитал своим долгом отказаться от сделанного предложения. Будучи капитаном, принимал участие в Крымской войне при штабе генерала Канробера, затем Боске. , состою при штабе генерала Канробера, – представился он так, что оставил место для каких угодно домыслов. Всяких должностей бывает при штабе, но чтобы просто «состоять»?

Заметив вопросительную гримасу Ильи, смявшую синеватую бороздку шрама над бровью, добавил иронически:

– Боюсь, что буду в затруднении сказать вам, чей я там адъютант, но и на посылках не бегаю. Кажется, генерал полагает меня своим хроникером, хоть и не пробует заглянуть через плечо, что я там пишу. Впрочем, он и вовсе не охотник до чтения, солдат до мозга костей.

«Сегодня было перемирие на пару часов, чтобы похоронить мертвых. Насчитали по меньшей мере шестьсот трупов. Офицеры и унтер-офицеры войск, участвовавших в бою с обеих сторон, идут с людьми в наряде опознавать трупы и приказывают относить своих. Это грустное зрелище. Эти жертвы войны большей частью страшно изуродованы; часто у них почти отсутствует голова, рука или нога. Какие впечатления у тех, кто видел их накануне полными жизни! В течение этой грустной церемонии французские и русские офицеры, которые здесь в достаточно большом количестве, наконец приблизились и обменялись словами вежливости, крепко пожимая друг другу руки. С обеих сторон желали конца войны, которая вновь знакомила две армии, довольно-таки симпатичные одна другой», – из писем Шарля Боше…

Таковыми были настроения начала весны 1855 года.

Настроения начала новой жизни, и последнее слово было тут первым – жизнь. Предчувствия мира. Русские и неприятельские офицеры обменивались комплиментами мужеству, благодарили обоюдно за милосердное отношение к пленным, как если бы до подписания мира оставались считаные дни. И это были не вовсе беспочвенные ожидания, но об этом позже.

Пока же отметим, что и нижние чины, по воспоминаниям современников, не отставали от господ офицеров в приязни и общительности:

«Наш секрет на рассвете воскресенья ворвался в траншеи неприятеля. Несколько французов заколоты на месте, несколько ранены, сколько-то взято в плен. Я видел двух из них, которых вели на гауптвахту. Один – пожилой мужчина, другой – безбородый юноша. Первый шел молча и угрюмо, второй – под руку с взявшим его в плен матросом. Пленник и пленивший поменялись шапками и дружески беседовали между собой. Один говорил по-французски, другой – по-русски. Как они понимали один другого – ума не приложу».

– Готов поклясться, они понимают друг друга! – воскликнул Филипп, сторонясь носилок с раненым, чей стонущий обрубок под рваной «крымской» шинелью уносили к французской санитарной повозке.

Раненого несли двое фузилеров и с ними пара русских пехотинцев. Последние, не раздумывая, подхватили залитые кровью носилки, когда французы с трудом выбирались из воронки. И действительно – чего, бывает, и на плацу не сразу добьешься – едва обменявшись выразительными гримасами, французы и русские «взяли ногу», чтобы не трясти носилки и не усугублять мук страдальца.

– Смех и плач на всех языках одинаковы, – повел плечами Илья.

– Да-да… – провожая восторженным взглядом товарищей по несчастью, капитан Шарле, в силу привычки, дернул рукой к внутреннему карману, за записной книжкой.

Сентенция была не самой блистательной, но в устах русского? Как раз в Journal des Debats [88] Газета политических дебатов, изначально консервативный вестник Генеральных штатов ( фр. ). .

Правда, английский энсим – су-лейтенант во французской аналогии – ангажируя капитану Шарле мосье Пустынникова, обещал много большего с полчаса назад, когда неприметно дернул за рукав шинели:

– Рекомендую вам пообщаться вон с тем русским, со шрамом, – он деликатно кивнул вполоборота в сторону штабс-капитана.

– Да? А что с ним не так? – выглянул Шарле из-за эполета энсима.

– Я знаю, вы писатель, – попробовал объяснить тот с извиняющейся улыбкой – мол, так уж получилось, видел вас с пером за ухом. – И этот русский, готов поклясться, из ваших, сочинитель.

– С чего вы взяли? – заинтригованно приподнялся француз на носках, чтоб видеть лучше.

– Не знаю, как будет с вами, но по-английски от него несло Шекспиром за милю.

– Это как? – непонимающе поморщился Филипп.

Англичанин начал цитировать:

– Вот уж, должно быть, умилен был… старый лев короны… когда его питомцы, молодые львята… дразнили русского медведя… в его берлоге земляной… А тот проснулся – незадача… Вот почти дословно, так он заявил майору.

– И что майор?

– Не понял ни черта, но челюсти не подобрал доселе.

Похоже, энсим и сам был грешен рифмоплетством, поскольку хрестоматийный шекспировский размер подхватил без запинки. Впрочем…

– К тому ж, хоть связи нет в его словах, в них нет безумья… – попотчевал англичанин и полной гамлетовской цитатой.

Но нет. Ни современным пафосом Гюго, ни архаическим сарказмом Мольера речь русского не блистала. Говорил, правда, чуть старомодно, как, впрочем, и большинство русских офицеров, заставших в родительских домах еще гувернеров-шаромыжников. И говорил редко, впрочем, как поспевал за самим Филиппом, но интересно, хоть стенографируй.

– Говорите, накануне вторжения у вас не было ни одной практической карты Крыма? – хмыкнул он на жалобы Шарле, что никто во французском штабе толком не представлял себе ни Крыма вообще, ни где эта terra incognita. – Можете утешиться. Карт не было и у светлейшего князя, пока из Петербурга не были высланы гравюры еще суворовских времен. Правда, мы дома, а потому знаем, где пень, где колода. Но вам как отправляться этак наобум? То-то я смотрю, один из английских перебежчиков, еще менее сведущий в географии, чем наши полководцы, на полном серьезе удивлялся, что здешние медведи так и не побелели за зиму.

– Это верно, после минувшей зимы сам думал, что севернее этой страны могут быть только полярные льды, – поежился Филипп, удерживаясь от соблазна накинуть поверх кепи капюшон.