Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Азеф отшутился:

— Уж лучше быть без ума от любви, чем от рождения.

Ратаев вздохнул:

— И подпись, конечно, — «Ида Фабер»!

Азеф согласился:

— Евреи — народ талантливый, но уж очень беспокойный. Кстати о деньгах. Если я делал бы карьеру как инженер, я давно получал бы куда больше, чем зарабатываю у вас. Мне нужно повышение жалованья, я не могу семью содержать впроголодь. Когда можно получить премию к Пасхе? Ведь у меня маленький ребенок, отцу в Ростове-на-Дону шлю ежемесячно, помогаю по мере сил многочисленным братьям. Мне надо сшить у Жака хороший выходной костюм, не могу же я ходить обтерханный, как Стенька Разин на Волге! Ведь жизнью ради охранки рискую!

Ратаев поправил:

— Не охранки, а ради великой Российской империи. И жалованье у вас, Иван Николаевич, сто пятьдесят рубликов, а еще есть премиальные. А про жалованье в электрической конторе, где вы благодаря нашему содействию особенно не надрываетесь, забыли? Вы человек зажиточный. Еще раз повторю: нам очень важны все сведения, которые вы достаете о социал-революционерах. Вот та же типография в Финляндии… Кстати, в партии вам разве не платят?

Азеф не моргнув глазом отвечал:

— Какой платят! Аргунов просил: «Не пожертвуете ли, сколько можете, на дело свержения?»

— А вы что?

— Говорю: «Сам скоро с протянутой рукой пойду!»

Ратаев остановил многозначительный взгляд на собеседнике и сказал:

— У социал-революционеров в партийной кассе большие деньги! Наши осведомители-студенты дружно заявляют: «Беспорядки в университетах оплачены эсерами, они крепко субсидируют зачинщиков!» По мысли революционеров, именно студенты должны выполнить роль детонаторов, которые взорвут обстановку в империи.

Конспираторы засиделись почти до трех ночи, выпили много вина, обсудили множество дел. Азеф сказал:

— Печатное революционное слово — спичка, поднесенная к пороховой бочке. Мы с вами, Леонид Александрович, отлично знаем: бунт мысли всегда предшествует вооруженному бунту.

— Евно Филиппович, говорить с вами — истинное наслаждение! Но руководство Министерства внутренних дел, и в первую очередь сам Сипягин, просит вас обратить особое внимание на все, что связано с подготовкой террористических актов.

— Но чтобы получать эти сведения, надо войти в руководящее ядро эсеров.

— Делайте шаги в этом направлении более решительно, а именно через Аргунова, мы только по этой причине еще не арестовали его. Пробейтесь в Центральный комитет — и ваше жалованье возрастет значительно, будете получать, как товарищ министра! Ну, осушим еще по бокалу за наши успехи, винцо отличное!

Выпили. Ратаев взглянул на собеседника и понял: Азеф хочет сообщить что-то очень важное.

Азеф решил нагнать страху на свое полицейское начальство, а заодно и повысить свои акции. Сегодня на него на шло вдохновение, он начал очередную сказку:

— Вот вы, Леонид Александрович, обещаете мне жалованье товарища министра. Но если я не побеспокоюсь, так вашему товарищу министра никакое жалованье уже не понадобится, а нужен будет пышный гроб и венки от частных лиц и организаций. Преступники переходят к активным террористическим действиям, хотят выработать целую систему, большой план. И в ближайшее время приступят к ликвидации важных государственных персон. Вот так-то!

Ратаев встревожился:

— Откуда эти сведения? Что конкретно?

Азеф понизил голос, сделал страшные глаза.

— Я держал в руках так называемый «Погребальный список». Мне его под страшным секретом вчера показали Дора Бриллиант и Андрей Аргунов. В него внесены первые сто жертв. — Глубоко вздохнул, скорбно поник головой, в голосе послышалась слеза. — Ведь, дорогой мой Леонид Александрович, и вы есть в этом «Погребальном списке».

У Ратаева вытянулось лицо.

— Не может быть!

— Очень может! Как же без вас? Никак не обойтись.

— И меня намечают… каким номером? — Лицо Ратаева залила бледность.

Азеф снова вздохнул, прикрыл рукой глаза и, наконец, с глубокой печалью произнес:

— Место для такого важного человека просто оскорбительное — семьдесят седьмое. А, каково? Конечно, на первую пятерку вы не тянете, есть лица важнее, но в первую десятку — это было бы справедливо.

Ратаев бешено посмотрел на собеседника:

— Вы что, издеваетесь? Или, сударь, у вас шутки такие? — Ратаев задумчиво побарабанил ставшими вдруг непослушными пальцами по крышке стола и севшим голосом едва слышно спросил: — А кто же, позвольте спросить, на первом месте?

Азеф развел руками: мол, сами понимаете! Он налил себе полный фужер вина, отхлебывал неспешными глотками и хранил мучительное молчание — великий агент умел держать паузу.

Ратаев внимательно следил за ним, с нетерпением ожидая ответа. Азеф поставил пустой фужер на стол и страшным голосом прошептал:

— Акт намечают первостатейной важности. Вот так-то! — И с укоризной поглядел на собеседника, словно тот лично был виноват в жутких замыслах террористов.

Ратаев усмешкой хотел скрыть волнение, но голос выдал его — дрогнул.

— И каким же образом хотят государя… того?

Азеф почмокал губами, лихорадочно сочиняя сюжет, потом сказал:

— Намерены утопить подводной лодкой, когда государь на яхте будет кататься. Со всем семейством пустить на корм рыбам. Так-то!

— А где террористы возьмут субмарину?

— Ведут переговоры в Германии. Но это лишь один из вариантов. Есть и другие: устроить покушение с аэроплана или во время одного из празднеств, скажем во время Иордани, выстрелить по царю картечью из пушки. Все это удалось вытянуть у Доры Бриллиант и у Аргунова.

— Да-с! А кто за ним, за государем? Кто чести удостоился?

Азеф продолжал азартно врать:

— Второй — Сипягин, третий — обер-прокурор Победоносцев, затем — Плеве. Преступные элементы не любят толковых чиновников, это дело известное. Этих четверых в революционных кругах называют «махровыми антисемитами». Хотя тот же фон Плеве — ярый защитник евреев. Планировали московского обер-полицмейстера Трепова, но я вас своевременно известил, теперь его охрану значительно усилили, и эсеры временно оставили его в покое.

Ратаев после долгой паузы решительно сказал:

— Я хотел бы знать, кто составлял этот список, конкретно? — и медовым тоном добавил: — Дорогой Евно, надо, очень надо достать копию этого списка. Сто самых важных государственных лиц — это не шутка! Это ведь империя рухнет, такой хаос начнется…

— Имена составителей «Погребального списка» держатся в строжайшей тайне.

— Может, Аргунов? Сделать у него обыск?

— Ни в коем случае! — заволновался Азеф. — Кретину ясно: если охранка арестует Аргунова, то подозрение сразу падет на кого? — Азеф выпучил глаза. — Да на меня, человека, близкого к Андрею Александровичу. Вы меня провалите, и вся наша операция пойдет к черту под хвост, вас всех без меня взорвут, в распыл пустят. А список, поди, уже куда-нибудь за границу переправляют, к главарю всех эсеров — к Гершуни. — Сдерживая улыбку, принял грозный вид, помахал в воздухе пухлым кулаком. — Ух, жидовская морда, так и растерзал бы этого Гершуни. Сделал бы ему обрезание — на горле.