Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Но вы все говорите, что есть «длинная очередь» молодежи и что все они умоляют, чтобы им разрешили кого-нибудь взорвать.

— Так говорит сам Гершуни, он великий гений, а гений наговорит, чего вы себе не представляете. Но на самом деле я сомневаюсь.

— Почему вы сомневаетесь?

— Потому что надо быть совсем ненормальным, чтобы хотеть висеть на веревке за шею. Мне почему-то кажется, что если это и удовольствие, то совсем маленькое. Ведь и охранка всех смешит, что у нее в революционных рядах девять осведомителей из десяти членов.

Азеф спросил:

— Кстати, по какой причине приговорили к смерти Сипягина? Он вел довольно мягкую политику…

Гоц поднял обе руки вверх:

— Уверяю вам: этого знает только сам Гершуни. Он велик, мудр и беспощаден к врагам народа!

Азеф не без лукавства спросил:

— Михаил Рафаилович, но и вы, насколько известно, стояли у истоков партии?

— Да, стоял! — Гоц сделал мину, которая означала: но теперь со мной Гершуни не желает считаться! Произнес: — Да, пришла пора активных действий, пора террора. Нельзя согласовывать свои действия с каждым членом партии, согласен, это опасно и невозможно. Но к мнению членов ЦК прислушиваться надо. Гершуни лишь повторяет, как заезженная граммофонная пластинка: «Будем ликвидировать опасных антисемитов! Начнем с Плеве, Зубатова…» — и далее целый список. Ему, видите ли, нужен Победоносцев. Обер-прокурор Синода сидит в своем духовном ведомстве, ничего уже не соображает, давно ни во что не вмешивается. А еще упоминал Клейгельса, который уже сдал дела и на даче пьет себе парное молоко с булкой. Кто это может все понять? Теперь Гершуни живет в Питере и делает делишки. Но когда я говорил: «Давайте устраним царя!» — Гершуни мотал головой, как бык на привязи, и всегда отвечал: «Нет!» Я говорил: «Зачем нет?» И тогда он уже ничего не отвечал.

Азеф упорствовал:

— Нет, это совсем невероятно!

Гоц рассердился:

— А я говорю вам: совсем вероятно! Гершуни не отвечает на все расспросы, он никогда ничего не объясняет. Он делает все, что хочет. Но что он хочет — это почти всегда непонятно. И теперь он наконец задумывается о царе.

Азеф отрицательно потряс головой:

— Убивать царя нельзя, такое вызовет общее возмущение, неприятие нашей деятельности.

Гоц ответил:

— Да, такое случилось с убийством Сипягина. Газеты пишут, что многие простые граждане возмущены. Да и есть ли резон убивать Николку? Слаб он, а нам это на руку. — Посмотрел в большое окно. — Думаю, почему в сон тянет? Таки это тучка набежала. — Громко, с переливами голоса зевнул.

— Пойдите поспите.

— Конечно да!

— Я тоже посплю час-другой, — откликнулся Азеф и закрыл за Гоцем дверь на ключ и тщательно опустил язычок, чтобы нельзя было подглядеть в скважину.

Азеф лихорадочно размышлял: «Вот оно что! На Плеве готовится покушение. Надо сообщить об этом Зубатову. Если убьют Плеве, то я напомню: дескать, предупреждал! А если по моему доносу примут меры и Плеве не убьют, так это опять моя заслуга. Кстати, Зубатову будет интересно насчет самого себя узнать. Теперь поймут: ихние жизни зависят от меня! Да еще Победоносцев… Впрочем, о нем я сообщил телеграммой, и хватит с них. Я не могу срывать все приговоры, иначе меня самого приговорят».

Азеф сел за стол, обычными чернилами написал, как он про себя называл, «мульку»: обращение к мифической Генриетте и спрашивал о получении товара. Нацарапав для отвода глаз несколько ничего не значащих строк, открыл ключом нижний ящик, достал оттуда симпатические чернила и стал писать химический, невидимый простым глазом текст для Ратаева:

«Гершуни принадлежит к Боевой организации партии социалистов-революционеров… Гершуни сам непосредственного участия не принимает, а его деятельность заключается только в разъездах, приобретении денег для Боевой организации и приискании людей, способных жертвовать собой из молодежи. Остальные члены организации занимаются, так сказать, топографией, т. е. выслеживанием лиц, изучают местности и т. п., необходимое для приведения в исполнение задуманного предприятия. Теперь эти господа находятся в Питере с целью выполнить покушение на министра внутренних дел Плеве. Ввиду того, что достать голыми руками, как думает организация, будет трудно, то будет применена система бомб. Очевидно, последние будут привезены из-за границы. Изготовление их, вероятно, в Лондоне через Алексея Теплова или Америке — Рейнштейна. Система известных цюрихских или парижских… Одновременно с покушением на Плеве готовится таковое же на С.В. Зубатова. Все это мне известно достоверным образом. Нечего мне, конечно, упоминать, что эти мои сведения должны Вам служить как средство предупреждения, но не пользоваться моими данными на допросах, как это обыкновенно делается. Малейшая неосторожность может тотчас обнаружить наши сношения, важность которых для Вас в данное время должна быть более чем очевидной… Мое положение несколько опасное. Я занял активную роль в партии социалистов-революционеров. Отступать теперь уже невыгодно для нашего дела, но действовать тоже необходимо весьма и весьма осмотрительно…»

Кто такие Теплов и Рейнштейн, объяснять Ратаеву не надо, сам отлично знает — опасные боевики-химики, занимались изготовлением взрывчатых веществ. Азеф подумал: «Расшифруй боевики это письмо, не прожить мне и суток. Какие все-таки они жестокие, особенно Гершуни, — волк кровожадный, да и только! Других подговаривает к убийствам, а сам ловко стоит в стороне. Очень нехороший человек!»

Устав от писания и напряженных мыслей, Азеф в грустном одиночестве отправился в пивной бар, который находился в одном здании с «Кайзерхофом».

Беспокойная судьба и тут подстерегала его.

Дня за два до описываемых событий Азеф брел по Унтерден-Линден. Около Бранденбургских ворот свернул налево, на Кёниггратцер. Сзади зашуршал шинами лакированный открытый автомобиль. Все пешеходы остановились и с восторгом глядели на чудо техники.

Азеф не был исключением. Но больше, чем само авто, воображение поражал господин, сидевший за рулем: красавец с непроницаемым, мужественным лицом. Автомобиль давно укатил, но Азеф мучительно пытался вспомнить: кто же этот крупный человек с лицом античного героя? Было ясно, что Азеф с ним встречался. Но где?

И вдруг Азефа осенило: ба, да ведь это гений сыска граф Аполлинарий Соколов! Да, тот самый, что глупо пошутил над ним и его друзьями на рауте у Немчиновой. Это было очень унизительно: выпить шампанское, заряженное слабительным и еще вдобавок снотворным. Впрочем, теперь слабительное приходится принимать по доброй воле, ибо желудок стал работать с затруднениями. Любопытно, что Соколову делать в Берлине, чего он тут забыл? Так размышлял Азеф.