Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Наша нелегальная сходка закончилась, жду в следующую субботу.

Гости поблагодарили за гостеприимство и потянулись к выходу. Хозяйка отправилась проводить их до порога. Исаак Розенберг, как обычно, остался, чтобы исполнить свой мужской долг. Но его вдруг кольнула ревнивая мысль: «Что Роза так разволновалась? Хахаль небось прислал?»

Оставшись один в комнате, он подскочил к столу, вытряс из брошюры телеграмму и лихорадочным взором пробежал текст. И текст этот ему показался ужасным. Но послышались в прихожей шаги, и он моментально сунул телеграмму обратно в брошюру. Вошла вдруг повеселевшая Роза, сдернула с себя кофту и повернулась к Розенбергу широкой, как Черное море, спиной:

— Исаак, расстегни на бюстгальтере пуговки! Сегодня останешься у меня до утра, потому что я о тебе соскучилась. — И подумала: «Конечно, это не Гриша, но лучше хоть такой мужчина, чем подушка в обнимку…» — Улыбнулась. — Иди скорей сюда, моя рыбонька, окунек мой красноглазый. Что у тебя тут? Ай-яй-яй, какой симпатичный прыщичек!

…Исаак Розенберг всю ночь не смыкал глаз. Своей чуткой натурой он уловил: текст телеграммы содержит какой-то секрет. Но расспрашивать подругу благоразумно не стал. Решил: надо доложить!

С первыми лучами весеннего солнца Розенберг выскользнул из горячих объятий подруги, а поскольку день был воскресным, понесся на Бибиковский бульвар. Здесь в роскошном доме с лепниной и двумя громадными зеркалами в вестибюле жил жандармский ротмистр Спиридович.

Сначала Розенберг столкнулся с закрытой изнутри входной дверью. Он начал нажимать электрический звонок, и тут же появился привратник. Он с подозрением глядел на тощего еврея, дверь не открыл, а задумчиво покачал седой головой и поднялся по ковровой лестнице на второй этаж и сообщил о визитере горничной.

Вниз сбежала румянощекая красавица, на спине болталась русая коса толщиной в полено. Она наметанным взглядом определила: наш! Коротко спросила:

— Чего?

— Скажите: Конек прибежал, очень нужно.

— Подождать никак нельзя? Господин ротмистр в четверть восьмого сам поднимется…

— Будьте так благонадежны, доложите, нету возможности ждать… — Сказал и сам напугался: а что, если дело пустое? Рассердится господин ротмистр, даст в ухо и выгонит с денежной службы…

Спиридович вышел в расстегнутой пижаме, почесывая волосатую грудь. Розенберг несколько раз низко поклонился, хотел даже руку поцеловать, но не решился.

— Простите, виноват! Рань такая, а я вас с постельки поднял…

— Слушаю вас!

— Вчера, как вам известно, было чтение нелегальщины у Рабинович. А тут раз — телеграмма с почты. Рабинович как прочла, так вся затряслась, то есть разволновалась. Я сумел в текст заглянуть, а там большое недоумение для меня. Напечатано, что кто-то едет, какой-то Дарнициенко, а чтобы встречал его Федор. Едет и едет, а чего Рабинович от радости трясется?

Спиридович почему-то сразу подумал: «Гершуни, вот кто едет!» Он пожал раннему гостю руку и нарочито спокойно произнес:

— Спасибо, Исаак! Уверен, что это какой-нибудь пустяк, о котором не следовало беспокоиться… Никому ни слова! — Грудь словно ощутила приятную тяжесть ордена.

…Спиридович почувствовал себя охотником, который еще не видит и не слышит, но уже всем существом ощущает близость матерого зверя. Он быстро побрился и, на скорую руку позавтракав, полетел в жандармское управление. Здесь на листе бумаги выписал наиболее интересные адреса эсеров, обитавших в Киеве. Далее протелефонировал начальнику почтово-телеграфного ведомства, поднял его с постели, приказал:

— Петрусев, быстро приезжай в свою контору.

Через пятнадцать минут они встретились на почте. Спиридович протянул листок бумаги:

— Посмотри журнал. На эти адреса последние два дня депеши поступали?

Тот поводил пальцем по журналу и откликнулся:

— Вот, к Розе Рабинович, вчера телеграмма…

— Дай мне копию текста, Петрусев!

— Текста нет, потому что принята по аппарату Юза, это когда лента выходит, а телеграфист ее сразу на бланк наклеивает! У нас следа не осталось…

Спиридович уцепился за грудки телеграфиста:

— Что такое? Петрусев, мне нужен текст, и срочно!

Телеграфист залепетал:

— Да, конечно… Отправлю телеграмму, повторение сделают…

И повторение пришло. Спиридович читал на синем бланке и таял от счастья: «Папа приедет завтра. Хочет повидать Федора. Дарнициенко ». Ротмистр потер ладони: ясно, на станцию Дарница прибывает «папа» — Гершуни. Кто Федор? Персонаж известный, нелегальный, бежал из ссылки. Он снял квартиру в доме напротив лечебницы, где на гектографе шлепает прокламации. Сведения о Федоре еще месяц назад сообщил Розенберг. Хорошо, что не стал брать этого Федора, спугнул бы Гершуни.

Петрусев пояснил:

— Телеграмма отправлена вчера вечером в шесть часов двадцать шесть минут со станции Нижнедевицк.

На радостях Спиридович обнял Петрусева и вгорячах пообещал:

— За мною банкет в «Европейской»! — и устремился в свою контору. Вызвал начальника наружной службы Попова, обсудили дело.

Попов сказал:

— Поскольку зверь прет серьезный, надо капканы ставить прочные. Объявляю всеобщий сбор. Наряды по пять человек расставим на станциях Киев-первый, Киев-второй, Дарница и Боярка. У меня еще человечков семь-восемь останется, так я отряжу их на точки возле домов, где эсеры живут.

Сыграли всеобщий сбор филеров и переодетых в штатское платье полицейских с оружием, кто покрепче в плечах — этих для задержания. Двоих нарядили бабами — в платках и с кошелками, а еще двоих одели железнодорожными кондукторами.

За лечебницей, где в квартире обитала Роза Рабинович, тоже установили наблюдение.

Близился решительный момент. Зверь приближался…

Гершуни ехал из Саратова в Смоленск через Воронеж. Очень хотелось заглянуть в богатый город Киев, обойти благодетелей — собрать пожертвования, наладить несколько террористических актов, насладиться обширными прелестями Розы Рабинович и сговориться относительно типографских дел. У хищников всегда натура чутка к опасностям, так и теперь все в Гершуни противилось поездке в Киев: «Нет, не заезжай, опасно!» Партийный долг и жажда денег победили: решил-таки побывать в Киеве. Но превыше всего конспирация! По этой причине решил сойти в дачной местности под Киевом — в Дарнице. Вот и сочинил телеграмму…

Когда Гершуни, держа в руках лишь портфель, вышел на перрон в Дарнице, то никого из встречающих почему-то не было. Однако какой-то мужичок показался подозрительным, не шпик ли? А вон еще один и еще…