Валентин Лавров - Царские сокровища, или Любовь безумная

…В тот же день, под вечер, пришел награжденный табаком Козлов. Он назвал пятерых «германских шпионов». Затем в течение двух дней явилось семь ходоков, которые выявили еще нескольких агитаторов. Все подозреваемые были задержаны для допросов. Был отловлен один германский агент, а пятерых судили за враждебную пропаганду.

После обеда Соколов улегся в постель, но спать ему пришлось не более трех минут. Его разбудил стук. В дверях стоял адъютант Джунковского. Приставив руку к козырьку, доложил:

— Господин полковник, вас приглашает к себе Владимир Федорович — срочно!

Соколов быстро оделся и предстал пред очи Джунковского.

— Что случилось?

— Поздравляю! Мне удалось убедить командира воздухоотряда полковника Ильченко, он приглашает тебя, граф, лететь на самолете.

Соколов испытал прилив радости. Джунковский добавил:

— Тебя, граф, сейчас проводят на базу воздухоотряда. К сожалению, не приду проводить тебя в полет — дел выше головы. Только прошу — не рискуй жизнью! — Расплылся в широкой улыбке. — И еще приятная новость. — Взял со стола блокнот, заглянул в него. — Тебе знаком судебный фотограф Ирошников?

Соколов удивился:

— Юрий Павлович? Друг и коллега, сколько мы с ним переловили всякого рода разбойников, сколько раз гуляли в трактире Егорова, что в Охотном ряду! А почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Делал я нынче объезд Пятнадцатой стрелково-артиллерийской дивизии. Командир ее — полковник Стефан Поступальский, отчаянный и толковый. И вдруг он меня спрашивает: «Простите, вы ведь были в хороших отношениях с гением сыска Соколовым?» — «А почему вы меня об этом спрашиваете?» — «Дело в том, что граф служил в сыске вместе с моим зятем Ирошниковым, много о гении сыска рассказывал, разумеется, с восторгом! Я заочно полюбил этого русского богатыря!» Отвечаю Поступальскому: «Могу вам сообщить — Соколов находится в нашей дивизии!» Поступальский так и подпрыгнул от радости: «Как бы познакомиться с Аполлинарием Николаевичем? Я берег до дня своего рождения бутылку шампанского, так подарить ее хочется этому герою!»

Соколов с удовольствием отозвался:

— Шампанское хорошо, а пострелять Поступальский мне позволит?

Джунковский ответил:

— Скажи, что я присоединяюсь к твоей просьбе. Таблица стрельбы у полковника, разумеется, есть. Попробуй поразить склад с боеприпасами. Как раз у них был подвоз. Наши с воздушного шара наблюдали, как немцы позавчера ящики втаскивают и множество подвод было рядом. Готовятся к обороне.

— Бомбить пробовали?

— И бомбили, и из пушек обстреливали. Ну, немцы не дураки, там у них такие накаты сверху — ничего не берет.

Соколов заинтересовался:

— А если партизанскую вылазку устроить? Я с удовольствием бы рванул их боеприпасы…

Джунковский с выражением безнадежности махнул рукой:

— У немцев охранение хорошо поставлено. Если и доберешься до первой линии, то увязнешь дальше — там глубоко эшелонированная и мощная оборона. Склад боеприпасов охраняют так, словно это национальная святыня: колючая проволока, многочисленная стража.

Соколов сказал:

— Ну, так я летать пошел?

— С Богом! Воздухоотряд полковника Ильченко северо-западнее устья реки Ведьмы, в четырех верстах от линии границы.

Полковник Ильченко оказался приятным и веселым человеком, глядевшим на мир громадными голубыми глазищами, говорившим с легким хохлацким произношением.

— Мне приятно с вами познакомиться, Аполлинарий Николаевич! Я столько слышал о ваших подвигах, столько читал! И хотя посторонних мы на самолетах не катаем, но для вас сделаем исключение.

Соколов иронически усмехнулся:

— Какой вздор, полковник, вы несете! Если бы я хотел кататься, я пошел бы в полк конных разведчиков и катался бы вдоль да по бережку речушки под гнусным названием Ведьма. А я хочу летать, самостоятельно. С ветерком! А чтобы горючее попусту не жечь, я сброшу на позиции врага столько бомб, сколько вы мне дадите. И метать буду прицельно.

— Это опасно. Немцы по аэропланам стреляют и подбивают…

— На войне вообще почему-то стреляют, а подбивают далеко не всех. Покажите мне аппарат. — И направился к ангару.

В тоне Соколова было столько решительного напора, что умный Ильченко сразу решил: «Хрен с ним, пусть летит. Все равно от него не отвязаться, не шутка, протеже командира дивизии! Однако мужик боевой, по внешности и повадкам это видно». Спросил:

— Простите, Аполлинарий Николаевич, за глупый вопрос: вы хорошо владеете искусством пилотажа на «Фармане»?

Соколов громко расхохотался:

— Это вы, Виктор Владимирович, правильно сказали: вопрос глупый! Только я не понимаю, зачем умный Ильченко задает глупые вопросы, а?

— Затем, что у меня остались всего две воздушные машины и мне они дороже собственной жизни. — Махнул рукой. — Добре, Аполлинарий Николаевич, садитесь за штурвал «Фармана», а я сяду вам за спину, на место пассажира, буду подавать вам советы и бомбы.

Соколов протянул громадную, словно лопата, ручищу:

— Уважаю толковых людей! Летим сейчас же.

Они вошли в полутемный просторный ангар. Слева стоял «Ньюпор», а справа «Фарман». Соколов подошел ближе, застонал, и звук его голоса гулко прокатился под сводами:

— Господи, да этому ветерану надо заказывать панихиду! В него следует запрячь лошадей и вместо кареты барышень катать.

Действительно, аппарат был весь латан-перелатан, перевязанный местами проволокой, а то и просто веревкой. Бензобак сбоку и снизу носил следы запаянных пробоин. Деревянные крылья тоже во многих местах хранили следы пуль, кое-где были вклеены куски свежей фанеры. В гондоле было пять дырок, и непонятно, каким образом летчику удалось спастись. Маслопровод в двух местах был перебит и отремонтирован на живую нитку.

Соколов задумчиво поскреб щеку.

— Такое может только в кошмарном сне привидеться… — Посмотрел на Ильченко. — И это в состоянии подняться в небо?

— В умелых руках — да! — с вызовом произнес тот.

Соколов был лаконичен:

— Я лечу! Выводите…

— Да вы на карту хоть взгляните! — застонал Ильченко. — Надо выбрать объекты для бомбометания.

Услыхав про бомбометание, Соколов сразу оживился:

— Я буду бомбить главный склад боеприпасов.

— Бомбить склад? Это дело бесполезное. Немцы — инженеры знатные. Какие они там перекрытия и накаты сделали, того не ведаю, но легче головой дубовую дверь проломить, чем их разбомбить. Мы пробовали бросать бомбы, не вышло! Там крыша в три наката, помещения углублены в землю и к тому же охраняются зенитной батареей. При нашем подлете такой треск начинается, что уши закладывает и аэроплан от пробоин делается похожим на решето. В середине мая мы там прекрасный земноводный английский аэроплан «Виккерс-Викинг» потеряли… Немцы пробили бак с бензином, и самолет вспыхнул в воздухе, яко коробок спичек, авиатор погиб.