Генрих Аванесов - Земля Бранникова

В тот же вечер принял Андрея и министр. В общем день был радостным. На прощанье Закревский сказал:

— Ну, а теперь садитесь дома и опишите всю вашу одиссею. Подробно. С датами и фамилиями. Постарайтесь ничего не упустить. Все может пригодиться.

Разъяснил он и ситуацию с арестом Андрея на границе. Оказалось, что еще в августе прошлого года в русское посольство в Париже поступило подметное письмо, в котором говорилось, что сей отрок, отправленный во Францию для обучения, в университете не появляется. Пьет, проигрывается в карты, в общем, ведет распутный образ жизни. И подпись: доброжелатель.

— Обычно, — сказал Закревский, — таким письмам ходу не дают, но проверяют. Почти три месяца пролежало оно в посольстве. Видно, князь Куракин не хотел давать ему ходу. Но вы в посольстве за это время не появились. Вот князь и отправил письмо в министерство иностранных дел со своей собственноручной припиской, что ни подтвердить, ни опровергнуть данное письмо он не может. А министерство и дало команду арестовать отрока при пересечении границы. Для острастки, конечно. Чтобы другим школярам неповадно было. Нас же, конечно, не известили.

Андрей засел за писанину. В голове все вроде бы было ясно и понятно. Все события он помнил до мелочей, но слова на бумагу ложились плохо. Когда сам же читал написанное, переставал понимать, о чем идет речь. Много бумаги испортил, а толку не было. Обратился к отцу. Тот тоже не мастак был в сочинительстве. Однако дельный совет дал, писать, придерживаясь хронологии событий. Факт за фактом. А потом написать комментарии к ним, либо отдельным текстом, либо потом вставить в хронологическое изложение. Так или иначе, но дело сдвинулось с мертвой точки.

Конечно, не сидел Андрей сиднем за письменным столом. Находил время и поразвлечься. Наносил визиты друзьям и знакомым. Ездил на балы, пикники и вечеринки. Развлекался и в дамском обществе, переняв у Чернышева некоторую непринужденность в общении. Светским львом он за это время не стал, но в обществе его заметили. Не одна маменька в округе указывала своей обожаемой доченьке на молодого корнета, называя его хорошей партией.

В первых числах июня Андрей представил Закревскому свой труд и вздохнул с облегчением. Потом была аудиенция у императора. Барклай-де-Толли лично рассказал о проведенной корнетом операции. Александр I внимательно слушал, задал несколько вопросов, потом произнес величественно:

— Благодарю за службу отечеству, какую награду желаете получить?

— Дозвольте, ваше величество, вернуться в свой полк и продолжить службу, — ответил Андрей.

— Достойный ответ, поручик! — сказал император.

— Корнет, ваше величество! — поправил его Андрей.

— С сегодняшнего дня — поручик! — ответил император и осенил офицера крестным знамением.

На следующий день огромная армия Наполеона приступила к форсированию пограничной реки Неман.

Информация с театра военных действий в кампанию 1812 года доходила до Петербурга скупо, с большими задержками и порой была очень противоречивой. Город был непривычно тих и пуст. Военные были при армии, оно и понятно. Покинули город и многочисленные тыловые службы. Остались в городе лишь те, кто по возрасту или по состоянию здоровья не могли оказать помощь армии. Но и они не сидели без дела. По возможности общались между собой, создавали на собственные пожертвования госпитали, закупали продовольствие для нужд города. Вовлечены в этот процесс оказались и городские обыватели. Никто не хотел остаться в стороне от происходящих в стране событий.

Отправив в июле сына в действующую армию, Иван Николаевич стал искать возможность приложить свои силы на пользу отечеству. Немногое было ему под силу Разве что писать какие-нибудь бумаги. Оказалось, однако, что потребность в таком человеке у военного ведомства имелась. Именно такую работу, читать и писать бумаги, и предложили там Ивану Николаевичу.

После начала военных действий задачей «Особенной канцелярии» или того, что от нее осталось сейчас в городе, стал, в том числе, сбор текущей информации о реакции населения на ход кампании и ее обобщение. Результаты докладывались лично государю императору еженедельно. Текущая информация такого рода поступала в военное министерство в виде двух основных потоков: донесений армейских командиров разного уровня, а также небольшого числа писем от простых людей, чья жизнь оказалась потревожена войной.

Для обработки донесений у военных была специальная группа офицеров, которая прекрасно справлялась со своей работой. Но личные письма от граждан страны, огромная часть которой была охвачена войной, по объему и по кругу затрагиваемых вопросов многократно превышала военные донесения. Есть ли в этих письмах хоть какая-то полезная составляющая, было непонятно. Сначала военные попытались разобраться с письмами граждан своими силами, но скоро поняли, что хотя в этом потоке, наряду с откровенной ерундой, содержится много полезного, собственных сил для извлечения этой самой пользы никак не хватает.

Вот на этом и сошлись интересы Ивана Николаевича и военного министерства. Теперь каждый вечер посыльный военного министерства стал привозить отставному полковнику сумку с поступившими за день письмами.

Первое время Иван Николаевич разбирался с письмами один. В день ему удавалось обработать до ста писем.

Но их число быстро росло. Потребовались помощники. Скоро нашлись еще два отставных офицера, которые стали приходить к Ивану Николаевичу домой. Втроем они так и проработали вместе до глубокой осени 1812 года, когда война ушла с территории России, и поток писем начал иссякать.

Больше всего Ивана Николаевича и его помощников угнетали в письмах даже не военные преступления, чинимые неприятелем, а огромное число случаев казнокрадства, воровства и разгильдяйства в собственной армии, в службах ее снабжения, пренебрежения со стороны командиров и интендантов к собственному населению, справедливо ожидающего помощи от своих войск в решении житейских проблем.

Письма, содержащие конкретные факты подобного рода, Иван Николаевич собирал в особую папку, делал из них выписки и составлял целые реляции, думая при этом, что вряд ли подобным делам дадут ход. Война все спишет. Так оно и случилось на самом деле.

Делал свое дело Иван Николаевич, а думал о сыне. Как он там, не ранен ли? Мысль о том, что Андрея могут убить, он гнал от себя прочь. Потом пришло сообщение о Бородинском сражении. Стали появляться списки убитых, раненых, взятых в плен, пропавших без вести. Ни в каких списках сына не было. Это и радовало, и пугало Ивана Николаевича: «Раз не видели убитым, значит, жив», — думал он. И ждал появления сына дома. Ждал каждый день. И этот день настал!