Ирина Потанина - Труп из Первой столицы

— Светочка, вы спешите? Мы помешали? Не волнуйтесь, мы всего на три минутки. — Леночка на миг задумалась, и исправилась: — Максимум на пять минут и сорок секунд — но это, если вы будете расспрашивать и спорить.

Свете захотелось провалиться сквозь землю. Особенно после собственного ответа:

— Не буду. Я и правда спешу, извините.

— Мы можем подвезти вас, если нужно, — предложил профессор и не без гордости поднял руки, демонстрируя элегантные автомобильные перчатки. — Я сегодня за рулем. Выспросив в библиотеке ваш адрес, мы сначала думали проехаться на трамвае, но Леночка так и предположила — если мы отнимем у вас драгоценное время, то подвезем куда надо, в качестве компенсации. А цель нашего визита проста — пожалуйста, забудьте о нашей позавчерашней просьбе. И верните, пожалуйста, наше письмо. — Тут профессор глянул на Свету очень серьезно и с нажимом, будто пытаясь загипнотизировать, произнес: — Не только не пишите про нас ничего тете, но вообще забудьте о том, что мы вам рассказали. Ладно? Очень надеюсь, что вы про нас еще никому не рассказывали.

У Светы одновременно свалилась гора с плеч и засела заноза в сердце. Даже сразу две. Одна — вернув письмо Соколянского, Света выдаст себя с головой: наверняка по тому, как сложено послание, Леночка догадается, что никто его и не разворачивал. Вторая — такое важное и тревожное дело, как выяснение обстоятельств исчезновения кобзарей, кажется, обречено остаться без внимания.

— Но почему? — спросила Света и тут же поспешила успокоить: — То есть, конечно, хорошо, письмо отдам и все забуду. И, да, я пока никуда ничего не писала. Но…

— Благодаря бедному Гнату Мартыновичу с нами связались знающие люди… — начал профессор и тут же смешался: — Вы же слышали, какое несчастье постигло товарища Хоткевича? — Света не слышала, и Соколянский отвлекся на рассказ. — Попал под поезд. Жив, но покалечен. В 57 лет такие травмы просто так не проходят… Должен был сдать в библиотеку массу книг, журналов и газет, которые набрал для работы над рукописью про Шевченко. Вез все это в Харьков.

Света, прекрасно знавшая, что поезд останавливается в Высоком всего на миг и трогается в путь, не дожидаясь, пока все пассажиры забьются в вагоны, легко представила себе описываемую картину. Вот Гнат Мартынович — конечно же последним, он ведь интеллигент и пропускает всех женщин и детей — хватается за поручень и запрыгивает с платформы на высоченные ступеньки заднего тамбура вагона. Хватается, конечно, одной рукой, вторая ведь занята упаковками с книгами. Пальцы соскальзывают…

— Гната Мартыновича подмяло ступеньками одного вагона, потом другого… Ужас! Сбежались люди, охают, крестятся, а он: «Мои книги! Мои книги!» Мы навещали его в больнице сегодня и, знаете, он больше всего переживает не из-за увечья, а оттого, что материалы, которые он вез, в суматохе люди по домам растащили. «Им, — говорит, — в лучшем случае на продажу, а то ведь и на растопку, а человечеству в библиотеке — бесценный кладезь знаний и культуры…»

— Какое счастье, что он остался жив! — прошептала Света. И подумала, что надо во что бы то ни стало выбрать время и навестить Платониду Владимировну с вопросом, чем помочь. — Какой нелепый и трагичный несчастный случай…

— Да, несчастный случай, — словно отвечая на вопрос, вступила в разговор Елена. — Его толкнули. Но, скорее всего, случайно. Кто-то из пассажиров, тоже висящих на ступеньках, неудачно развернулся… И сразу после того, как он похлопотал о нашем деле…

— Леночка, не перекручивай! — с нажимом проговорил профессор.

— Не буду, — успокаивающе согласилась помощница. — Процентов на 97 и три десятых я уверена, что наше дело не связано с травмой Гната Мартыновича. — Тут она спохватилась: — Да! Про наше дело! Несмотря на свое собственное сложное положение, Гнат Мартынович все же большая знаменитость и имеет кое-какие связи. Сразу после нашего разговора он кое к кому обратился, ему вняли, и нас вызвали для разъяснительной работы…

— Это очень влиятельные люди, и они обещали помочь, — вмешался профессор, пытаясь что-то пояснить, но только еще больше запутывая Свету. — Вернее, кое в чем даже уже помогли. Успокоили, что Леночкины друзья в безопасности и что волноваться за них не стоит. После этого разговора стало ясно, что писать жалобу Вождю — не лучшая идея…

— Волноваться уже поздно, а писать жалобу — бесполезно, — резко выпалила Леночка, сжав кулаки, и тяжело, как бы сквозь стиснутые зубы, пояснила: — Я теперь знаю точно. Умею чувствовать людей и поняла по их тону, что хлопотать о близких бесполезно. Нужно просто забыть. Так целесообразнее, потому что взамен нашего молчания они будут поддерживать нашу школу. Переведут под крыло института экспериментальной медицины, а там хорошая база. У нас на руках незрячие и глухонемые дети, которых профессор с помощью своей машины научит читать обычные тексты. Да и без чтения нам есть что им дать. У нас они могут учиться, работать, быть членами общества. Без нас им прямая дорога в интернат для необучаемых. Одно дело — бродячие певцы-сказители, нетрудоспособный элемент, которым уже не помочь, другое — живые, реальные дети и научные достижения, способные потом социализировать сотни таких детей.

— Леночка, умоляю, не верти фактами, — строго сказал профессор. — Ничего подобного ты не можешь утверждать с уверенностью. Поддержка школы — это одно, а запросы о пропавших — другое. К чему ты вообще углубилась в объяснения?

— Не волнуйтесь, профессор. Светлане можно доверять, — спокойно проговорила Леночка в ответ. — И даже нужно. Иначе, недополучив информацию, она начнет искать ее сама и наделает много лишнего шума.

— С чего вы это взяли? — обиделась Света, поясняя: — Не про доверять, а про шум?

— Вы же собирались не расспрашивать и не спорить, — профессор мягко попытался закончить тему, но Лена взялась отвечать.

— Я слышала, как вы порывисто рассказывали Миколе Гуровичу о своем желании кому-нибудь помочь. Этого достаточно, — серьезно сказала она. — Вы любите во всем разбираться досконально. И умеете это. Если уж беретесь за дело, то наверняка разбираете его по полочкам и проясняете мельчайшие подробности. Это дар, но дар весьма хлопотный. Поэтому лучше мы скажем вам все, что знаем, и очень попросим не копать нам могилу и не пытаться узнать больше. Так будет лучше для всех. Я ясно вижу.

«Ясновидящая!» — Света вдруг поняла, какое слово постоянно крутилось у нее в голове во время общения с Леной. И тут же слова про «вы любите и умеете разбираться» прозвучали в другом ключе. Как установка и предсказание. А то, что про дело с кобзарями нужно забыть, так это даже и к лучшему. В конце концов лично Свету оно никак не касалось, и, раз Леночке и профессору в нем все было уже ясно и никакая помощь не требовалась, то можно было переключить свой напророченный Леной дар в более нужное русло. Света почувствовала, что воспрянула духом, и быстренько сбегала наверх за забытым в рабочем портфеле посланием.