Ирина Потанина - Труп из Первой столицы

Тогда супруги просто рассмеялись противоположности своих трактовок и пошли дальше. Тогда они еще были супругами и еще смеялись вместе…

«Что Николай медлит? Почему не говорит по сути? Неужели начитался инструкций и теперь нарочно заставляет меня понервничать? Выходит, дружбе конец?» — вернувшись в реальность, настороженно думал Морской. А вслух с улыбкой нес легкомысленную околесицу, цитируя прошлогодний «Всесвіт» вслед промчавшемуся мимо речному трамваю:

— «Моторний катер підплива — прожогом харків’янин мчиться»!

Колю воодушевление собеседника ничуть не тронуло. Равно как и веселый смех отдыхающих на причале граждан, закатавших брюки и полощащих ноги в реке.

— Кому-то и без лодки хорошо, — попытался обшутить увиденное Морской.

— А нам и с ней будет не очень, — не выдержал Николай и наконец, в первый раз за день, посмотрел приятелю в глаза. Надежды Морского рухнули все разом. Сомнений в том, что Коля обо всем догадался, теперь уже не оставалось.

— Что меня выдало? — осторожно спросил Морской.

— На воде поговорим, — отрезал Николай.

— Что меня выдало? — Ирина задала тот же самый вопрос. — Мало ли кто кого как называет? В женском активе нашего общества полно всяких милочек-душечек-дорогуш и прочих лапочек. Вам ли не знать!

— Не выкручивайтесь, — все еще подпирающая спиной входную дверь Света решила говорить напрямик. — Пойдемте наверх, мне в родной комнате спокойнее будет…

— Это чтобы я не сбежала или чтобы нас не подслушали? — шепотом поинтересовалась Ирина, послушно поднимаясь по ступенькам. И, не особо вслушиваясь в Светино неопределенное «угу», заговорила о своем: — Не убегу. Морской арестован. Мне кажется, Коля мог бы помочь, но на рабочем месте его нет, и никто не знает, где он. Вы мне очень-очень нужны. Я без вас теперь как без крыльев.

— А до этого, стало быть, с крыльями были, — усмехнулась Света. Ирина шутку приняла и тоже рассмеялась.

— С крыльями, но, похоже, совсем без головы… И все-таки, какие-то еще улики, кроме слов ничего не видящей ассистентки профессора, у вас имеются?

— Множество! — сообщила Света. И зачем-то принялась перечислять: — Вот, например, книги. Я сначала не обратила внимания, а теперь поняла, что они и вызвали первые подозрения… У вас легенда какая была? Что вы с собой в Киев набрали целый мешок книг и что их из вагона пришлось спешно выгружать, сдавать в камеру хранения, потом домой забирать… А дома-то мы у вас были — все книги на своих местах. И таким слоем пыли покрыты, что явно ни в какой Киев вы их с собой не забирали…

— Ну, может, я забирала какие-то другие книги. Из рабочего кабинета Владимира, например. Там у нас самые ходовые, часто просматриваемые экземпляры, — предположила Ирина.

— Глупости! Вы должны были забирать свои личные вещи… — отрезала Света и поняла, что, оформляя подозрения в слова, проясняет картину все больше. — Но это еще что! — Она вошла в азарт. — А ваш ужасный цвет волос! Нет, вам-то все к лицу, я понимаю…

— Не все. Седой, наверно, не пошел бы. — Ирина всегда умудрялась в любых высказываниях о своей внешности видеть комплименты и принимать их как должное. — Я, кстати, не хотела этот цвет. Но оказалось, он действительно разительно действует на мужчин…

— Тьфу! — возмутилась Света. — Я сейчас вовсе не об этом. Ваш цвет подобран крайне неудачно! Еще увидев вас с рыжими волосами, я сразу заподозрила неладное. Жаль, сразу не сложила два плюс два. Во-первых, если два человека внезапно красятся в один и тот же весьма вызывающий цвет, это может означать только одно — они хотят сделаться похожими друг на друга. Во-вторых, сразу встает вопрос: где вы могли достать такую краску? Поверьте, я не зря заканчивала курсы парикмахера. Ни хна, ни луковый отвар, ни даже йод не могут дать подобного эффекта. А если бы вы, как некоторые современные текстильщицы, использовали бы краску для тканей, то волосы бы у вас сейчас уже повылазили. Но не вылазят же?

— К несчастью, нет, — Ирина догадалась, в чем ее сейчас обвинят.

— Значит, вы пользовались «Лореалем». Больше нечем! А у нас его быть не может. Значит, вы состоите в связи с буржуазным обществом. И почему я сразу не раскрутила эту мысль?

— Мне просто передали краску. Это разве преступление?

— Вам передали краску той же марки, которой, одновременно с вами, воспользовалась также убитая Милена. О совпадении даже речи быть не может!

— Согласна… — смиренно опустила плечи Ирина. — Вы, пожалуйста, Морскому все это расскажите. Пусть он знает, что этот цвет меня скомпрометировал. Я предупреждала, что будет слишком вызывающе вульгарно и вызовет дурные кривотолки. А он заладил: все будут смотреть лишь на цвет волос, лицо вообще никто запоминать не станет… Его упрямство вечно нам приносит неудачи…

— Но в главном подозрительном моменте, Ирина, виноваты лично вы! — Ощущая, как все смутные подозрения вдруг превращаются в четкие и ясные картинки, Света почувствовала себя совершенно счастливой. — Ваше громкое «ох!» за дверью дома «Слова»! Оно мне все не давало покоя. Сначала, как вам того и хотелось, я думала, что охала мадам Бувье. Но если она так не рада гостям, то почему решила подать нам чай? Сказала бы просто, мол, Милена больна, лежит и не собирается выполнять никаких поручений… Да и голос этого «Оха» что-то мне напоминал. Потом, анализируя наш разговор с Эльзой Юрьевной, я вспомнила, что Милена якобы помогала ей разбираться с набором телефонного номера. Откуда барышне из Парижа знать, как работает харьковская АТС. Нигде в мире еще так не работают! А?

— Может, она была умная? Может, она почитала инструкцию…

— Дудки! В инструкции ничегошеньки не понятно! Если вам кто-то лично не объяснил, полдня точно угробите на разбирательства, — радостно сообщила Света. — И потом, вряд ли от знакомства Милены с инструкцией мадам Бувье вдруг начала бы охать вашим голосом… Я только сейчас вспомнила, кого напомнил мне этот, словно вышедший из киноромана, трогательный «ох»…

— Ох… — окончательно сдалась Ирина и пообещала, что расскажет все по порядку.

— Все началось четыре года назад, — она опустила глаза и заговорила быстро-быстро, то ли стараясь избавиться наконец от тяготящих душу тайн, то ли просто, чтобы поскорее закончился этот неловкий разговор с разоблачением. — Вы помните нашу авантюру с фуэте на Бурсацком спуске? Я танцевала, вы завлекали публику, валом валил удивленный народ и торжественный снег…

— Такое не забывается, — с ностальгией вздохнула Света.

— Оказалось, нас тогда снимали журналисты. В том числе иностранные. Пара снимков попала во французский журнал, и моя мать, имевшая на тот момент все основания считать меня умершей, узнала меня на фото. Забавно, что привычка пролистывать прессу за утренним кофе не оставила ее даже в Париже. Забавно и хорошо. Началась переписка. Нерегулярно, урывками, с очередной оказией через малознакомых иностранцев, посещающих Харьков, мы обменивались рассказами о нашей жизни. Ничего политического, разумеется. Но и этого хватило мне, чтобы понять, что жизнь в Европе хоть и тяжела, но несет намного больше света, чем у нас. Там можно работать в негосударственном театре. Воплощать собственные идеи, путешествовать… — Ирина запнулась и, искоса глянув на Свету, оборвала саму себя: — Можно, я пропущу эту часть? А то получается, что я вас за что-то агитирую. Это не так. Каждый сам знает, что для него лучше. Не слушайте меня…