Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Потрясающе! – воскликнул профессор.

– Невероятно! – качал головой капитан. – Уму непостижимо!..

– Откуда в Казани золотой запас империи? – удивился Наметкин.

– Ещё в пятнадцатом году правительство по указу царя загнало в Казань имперский запас. На случай сдачи Петрограда немцам, – пояснил профессор Медведев. – Они уже тогда были готовы стать на колени перед кайзером.

– Свежо предание… – буркнул поручик Шереметьевский.

– Просто вас не известили, – мстительно пояснил Наметкин.

– Там было ещё и залоговое золото. Для Северо-Американских Соединённых Штатов. Американцы обещали построить за наши деньги пороховые заводы для снабжения нашей же армии. Промышленнику Дюпону химик Менделеев даже формулу лучшего в мире пороха передал. Бездымного. Без всякой компенсации. Завод американцы обещали к 1919 году.

– То есть, после войны, – усмехнулся подпоручик. – Как раз ко столу.

– Много золота взяли? – спросил Наметкин.

– Очень много. Полтысячи тонн. Сорок вагонов. Говорят, на шестьсот миллионов рублей, не меньше.

– Да, колоссальное событие, – повторил капитан Малиновский. – Теперь смело можно утверждать: победа за нами! Уже очень скоро вся Россия будет наша. Лично у меня отныне никаких сомнений.

– Где вас высадить? – спросил подпоручик.

– На переезде номер 184. Как раз около Коптяков.

Подпоручик снял трубку внутренней связи и дал команду машинисту.

– Слышал, что Романовых большевики немцам отдали, – сказал подпоручик Лебедев. – Что же вам тогда в Коптяках?

– Следствие даст вывод, официальный и окончательный. От него зависит, как мы дальше будем строить политику – внешнюю и внутреннюю, – пояснил Малиновский.

Заскрипели, запищали буксы, поезд тряхнуло – деревья за окнами побежали назад медленнее и вдруг остановились. Поезд вздрогнул, встряхнулся, как рабочий мерин. Локомотив коротко рявкнул, выпустил пар. И сразу прогудел внутренний телефон.

Подпоручик снял трубку, выслушал.

– Ваш выход, господин капитан.

Знаменитый белогвардейский командир Владимир Каппель

Четверть часа пешком по лесным тропинкам, и группа в Урочище Четырёх Братьев у Ганиной Ямы.

Под огромной берёзой сидели солдаты, над их головами плыло махорочное облако. Пожилой унтер медленно и снисходительно говорил:

– Ты, Семён, не гони феньку. Я сам сидел в остроге у большевиков, на своей шкуре попробовал.

– И за что тебя? – спросил сосед.

– В облаву попал. Месяц продержали.

– И что? Санатория у них там?

– Дурак ты, Семён. Тюрьма – она и есть тюрьма, марципанов не дают. Только я не о том. Как они своих, кто снасильничает хоть девку, хоть бабу, быстро правят.

– Быстро, гришь?

– А то! Утром арест – вечером расстрел. При мне израсходовали двух своих солдат. Добровольцев с пивоварни Злоказовых.

– И что злоказовцы?

– Поповскую дочку снасильничали. В могилёвскую губернию всех! А чехи – те просто наших девок хватают, в свою борделю волокут. Никто им ничего.

– Есть и такие курвы – сами к ним бегут. За деньги.

– Из нашего села три лярвы к ним наладились. Солдатки, вдовы.

– Смирнов! – подошёл поручик Шереметьевский. – Лясы точишь. А работа?

– Здравия желаю, господин поручик, – неторопливо поднялся унтер. – Работа работается, тут мы пять минут, перекурить.

Ганина Яма. Фото 1918 года

– Ну, показывай, что наработал.

Рядом с полузатопленной шахтой у пожарной помпы трудились двое солдат. Мутная вода из шахты стекала по длинной брезентовой кишке в затхлое озерцо, оно же Ганина Яма. Увидев офицеров, солдаты бросили помпу и вытянулись.

– Ты что ж, Смирнов, так и качаешь воду пятый день? – разъярился поручик Шереметьевский.

– Как приказано, – ответил унтер.

– Врёшь, ракалья! Ты же ничего не выкачал.

– Господин поручик, качаем даже ночью, посменно. Почему всё так – не взять в толк.

– Так-так-так… Что за сон, в самом деле? – озадачился поручик.

Следователь Наметкин прошёлся по берегу озерца. Собственно, это была просто большая лужа с обрывистым берегом. Заглянул в шахту, покачал головой.

– Сообщающиеся сосуды, – сказал он.

– Что сие значит? – спросил поручик.

– Шахта и озеро соединяются. Сизифов труд. Никогда не видел такой бессмыслицы.

– Вот оно! – воскликнул унтер Смирнов. – В голову не приходило!

– Чтоб приходило, надо сначала голову иметь! – вскипел поручик. – Тащи шланг, выводи воду в сторону.

– Зачем вы вообще осушаете? – спросил следователь.

– Там, в шахте, что-то есть… Возможно, здесь, на этой площадке, они сжигали трупы. И закидали пожарище свежей глиной. А вот там малый костёр разложили, закусывали.

– Ещё нашли немного, – доложил унтер.

На грязной простыне под сосной лежали обгоревшие пуговицы, снова крючки от платьев, наполовину сгоревшая дамская сумочка, частично изрубленная. Осколки изумруда и несколько потемневших жемчужин. Чуть в стороне – небольшой драгоценный камень водянистого цвета. Наметкин взял камень, потёр его рукавом, и камень неожиданно заискрился и заиграл на солнце прозрачными гранями.

– Бриллиант? – предположил Наметкин.

– Без сомнения, – сказал профессор Медведев. – Если здесь, действительно, сжигали трупы инфицированных животных, то это были очень дорогие животные…

– Андрей Андреевич! – позвал Наметкин. – Ваши водовозы ещё месяц будут качать.

– Вы что-то желаете предложить? – вскинулся поручик.

– Желаю. Прикажите прокопать траншею от озера на склон. И всё.

Шереметьевский переглянулся с капитаном. Малиновский кивнул.

Через полчаса траншея была готова, вода из Ганиной Ямы с шумом хлынула под склон. Скоро показалось чёрное илистое дно. Там прыгали несколько лягушек, и сверкала чешуёй мелкая рыбёшка. А ещё через час опустел и шахтный ствол. Оттуда солдаты достали осколки гранаты, труп щенка или мелкой собачки, отрезанный человеческий палец и вставную челюсть, нижнюю.

– Боткина челюсть, Евгения Сергеевича, – уверенно сообщил доктор Деревенко. – Или, как минимум, чрезвычайно похожая.

– Как же она могла сюда попасть? – удивился Наметкин.

– Вместе с хозяином, – сказал профессор Медведев.

– С хозяином… – задумался Наметкин. – Но с каким хозяином? Живым? Мёртвым?

– Вы полагаете, красные сожгли доктора Боткина живьём? – усмехнулся Медведев.

– Извините, профессор, но у нас пока нет оснований полагать, что здесь уничтожали Романовых, – возразил Наметкин. – В конец концов, челюсть мог потерять кто-то из рабочих.

Медведев достал свою лупу и внимательно рассмотрел зубной протез.

– Фарфор, серебро, легированная сталь… – медленно произнес он. – Не рабочий – богач. Где видели такого? Терентий Иванович! – позвал он Чемодурова. – Был у Боткина съёмный зубной протез?