Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Не помню… – проскрипел Чемодуров. – Был. А может, не был.

– А палец? – спросил Наметкин. – Владимир Николаевич, что скажете?

Глубоко вздохнув, Деревенко рассмотрел палец и указал на след от кольца.

– Отрезали, чтобы снять, – сказал он. – Не отрублен палец. Аккуратно отрезан.

– Не знаком вам?

– Очень ухожен… Маникюр… Похож на… палец государыни, – шёпотом сказал доктор.

– А собака?

– Ничего сказать не могу.

Наметкин попросил у профессора протез, вынул из кармана мягкую тряпочку и почистил челюсть.

– Не дешёвая вещь, – согласился он. – Вы исключаете случайное попадание, профессор? Просто обронил кто-то когда-то.

– Отчего же, – возразил Медведев. – Не исключаю. Но если это всё-таки челюсть Боткина, то у живого доктора она выпасть изо рта не могла. У мёртвого тем более.

– Простите, не понял! – удивился Наметкин. – Ни у живого, ни у мёртвого? Почему у мёртвого не могла?

– Трупное окоченение.

– В таком случае, вы правы: челюсть никак не могла покинуть мёртвого хозяина, – согласился Наметкин.

– И всё-таки могла! – неожиданно заявил Медведев. – При расчленении трупа.

Покачав головой, Наметкин сказал:

– У меня есть ещё одно соображение. Улики подброшены . Чтобы подсунуть нам ложную версию.

– Зачем? – удивился Медведев. – Если их передали немцам, зачем ложный след? Договор не был секретным. И с какой стати им убивать лекаря? За каким дьяволом устраивать крематорий? Дорого и труда много надо. Закопали бы доктора в общем могильнике, и дело с концом. Как вы считаете, Дмитрий Аполлонович? – повернулся Медведев к капитану Малиновскому.

Поразмыслив, капитан сказал:

– Разумеется, мне тоже трудно сказать что-либо наверняка. Но, безусловно, ради одного трупа Боткина, не стоило несколько суток держать местность в оцеплении и устраивать, как вы изволили выразиться, крематорий. Я более склонен к версии Алексея Павловича. Скорее всего, здесь, действительно, уничтожали животных. Или останки каких-то особенных жертв, тайно расстрелянных, память о которых большевики хотели сжечь вместе с их трупами.

– Предлагаю, господа, на сегодня закончить, – сказал Наметкин.

Дальше следствие пошло стремительно и без проблем. Наметкин подробно осмотрел особняк Ипатьева – от чердака до подвала, сделал опись найденных вещей Романовых. Генерал Гайда позволил ему занять для работы комнату, где размещалась красная охрана особняка. Здесь следователь ещё раз допросил Алфёрова и других крестьян. Оформил показания Шереметьевского и некоторых крестьян – из тех, кто в середине июля был задержан у железнодорожного переезда красными.

Через несколько дней он принёс новому товарищу прокурора Остроумову протоколы допросов, осмотра Ганиной Ямы и особняка.

– И это всё? – удивился Остроумов.

– Так точно. Полагаю, дело можно закрывать.

– Но где ваша версия? Где постановление? Где досудебное заключение? Где, в конце концов, обвиняемые в убийстве Романовых?

– Николай Иванович, – проникновенно ответил Наметкина. – Не бывает обвиняемых там, где нет события преступления. Военные власти придумали свою единственную версию и упёрлись в неё, как бараны. Им нужен убитый царь.

– Для какой же надобности?

– Чтобы пугать заграницу. И требовать все больше военной помощи против большевиков.

– Сейчас, после захвата золотого запаса, нам не очень-то и нужна помощь Антанты. Всё сами купим, – сказал Остроумов.

– Но чтобы купить, надо иметь продавца. И не алчного зверя, который воспользуется тем, что у нас нет другого выхода… В любом случае, господин прокурор, не взыщите, но я не проститутка по заказу. И не буду повторять бред военного начальства, даже если это очень полезный для политики бред.

– На что вы намекаете?.. – прищурился Остроумов.

– Ни на что. Прошу отставить меня.

Остроумов подумал.

– Дело своим постановлением передайте члену суда Сергееву.

Через день Наметкин принёс товарищу прокурора требуемую бумагу.

«13 августа 1918 года судебный следователь Екатеринбургского суда, принимая во внимание сообщение председателя екатеринбургского окружного суда от 30 июля/12 августа сего года №56 о передаче дела об убийстве семьи Романовых,

Постановил:

Сдать дело на 26 пронумерованных полулистах.

И.д. судебного следователя Наметкин»

– Хорошо, – сказал Остроумов. – Вам предоставлен бессрочный отпуск.

– Премного благодарен.

– Вы свободны, господин следователь.

Насчёт свободы Остроумов накаркал.

Как только Наметкин вышел из здания суда, его схватили чехи и доставили капитану Зайчеку.

С тех пор судебного следователя А. П. Наметкина никто никогда не видел. Так и пропал. Без следа.

(Обращение к трудовому населению)

РУССКИЙ народ хотел и хочет мира. Рабочие и крестьяне, истощённые войной, дали в дни Октябрьской революции своей Советской власти строгий наказ: добиться мира. Выполняя наказ трудящегося народа, Советская власть открыто и решительно вступила на путь мирных переговоров.

Германское правительство, пользуясь временной слабостью страны, разорённой и расстроенной имущими классами, продиктовало нам небывало тяжкие условия мира. Советское правительство эти тяжкие условия подписало. Более того: озабоченное сохранением мира для истощённых рабочих и крестьян, Советское правительство считало и считает своим долгом строжайше соблюдать столь тяжкие для нас условия Брест-Литовского договора.

Однако было бы величайшей ошибкой утверждать, будто сохранение мира действительно обеспечено. Нет, рабочие и крестьяне! В Германии есть могущественная партия, которая не удовлетворена даже Брест-Литовским миром и хочет новых и новых захватов, стремится к полному экономическому и политическому закабалению Российской Республики. Эта партия крайних империалистов воображает, что при помощи штыков можно держать в подчинении двухсотмиллионный русский народ. Эта партия захватчиков попирает условия Брест-Литовского договора, нарушает принятую обеими сторонами демаркационную линию и стремится во что бы то ни стало бросить германские войска на Петроград, на Москву, на Кавказ, на Волгу и Урал.

Навстречу немецким захватчикам выступают русские предатели, готовые отдать немцам всю страну, только бы вернуть себе земли, богатства, чины и ордена. Такие предатели – кадеты, правые эсеры, меньшевики – действуют в Закавказье, в Крыму, на Дону, открывая дверь чужеземному вторжению.

Пролетарии Петрограда и Москвы!

Рабочие, крестьяне и казаки Дона, Кубани, Терека, Волги и Урала!

Если в Германии одержит верх крайняя империалистическая партия, немецкие войска вторгнутся в те пределы, где ныне господствуют рабочие и крестьянские советы, где земля и власть принадлежат трудовому народу. Это бедствие может обрушиться на нас каждый день.