Владимир Апаликов - И Аз воздам

— Будем! — поспешно сказала Саша.

Мария и тётушка рассмеялись.

— Ну чего вы ржёте-то? — обиделась девочка. — Я просто жрать очень хочу.

— Ах, Саша, придётся всерьёз заняться твоим воспитанием, — удручённо сказала Мария. — Ну что это такое: ржать, жрать? Ты же девочка, начинаем учиться человеческому нормальному языку. Следи за собой, пожалуйста.

— Да уж, следи как следует, — поддакнула тётушка. — Где обедать будем? Можно в кухне. Там Вилор мне место освободил для стола и прочего.

— Нет уж, — откликнулась Мария. — В кухне ещё, чего доброго, на его рожу противную наткнёшься, аппетит испортишь. Здесь покушаем, в комнате.

В комнате лампы не горели, задёрнутые шторы создали полумрак, в котором неясно различалась фигура на кровати.

— А я знал, что ты придёшь, — тихо улыбнулся Савва. И зажмурился. Даже, кажется, мурлыкнул. То есть, похоже, будто мурлыкнул. Словно кот, дождавшийся сметаны. Протянул. — Знааал. Ждал. Ты и пришла.

— Пришла, — сказала Мария. В палату она вошла одна, Саша осталась ждать в коридоре. — Пришла. И что?

— Мне теперь хорошо, — сообщил Савватий. — Ты же пришла убить меня. Убей меня, пожалуйста. Я устал от вас. Я очень устал от вас. Вы прихОдите и ничего не говорите. Только смотрите на меня. А ты со мной заговорила. Значит, тебе приказано убить меня. Ты не должна ослушаться.

Он привстал на кровати, уставил узловатый палец на Марию, повторил:

— Ты не должна ослушаться.

— Почему это? — спросила Мария. Ей трудно было смотреть на подобие человека, расползшееся по кровати. Крупная дрожь сотрясала тщедушное тело, в такт звонко тряслась грядушка, маленькие шарики на спицах звенели. — Кого я не должна ослушаться?

— Ты знаешь, ты знаешь, — хихикнул Савватий.

Мерзко так хихикнул. Отчего Марию передёрнуло.

— Кого я не должна ослушаться? Кто мне может приказывать? Что ты несёшь, гад?

Мария уже едва сдерживалась. Эта тварь слюнявила её своим поганым ртом. Эта тварь дрожала на ней, стонала…

— Ты пришла, чтобы убить меня. Я заслужил. Ты знаешь, что я заслужил, — больной забеспокоился, задвигался всем телом, спросил с надеждой. — Ты же убьёшь меня? Правда же? Я больше не могу встречаться с вами. Вас так много.

— Если нас много, почему ты запомнил только меня?

— Ты была первая. Сколько бы ни было после, ты была первая. Ты пришла — я умираю. Это правильно и справедливо. Но всё-таки, я тогда не хотел так поступать с тобой, ты же знаешь.

— Не хотел бы — не поступил.

— Я не мог. Я не мог! Не мооог!!

— Мог, сволочь! Мог!

— Я пытался. Ты же знаешь. Я их отговаривал.

— Их отговаривал?! Ты себя отговаривал, гадина! А потом всё равно залез на меня. Залез, сволочь!

— А как иначе?! Кааак? Если бы я этого не сделал, меня бы тоже убили.

— Так зачем же ты сейчас просишь о смерти?

— Затем, что устал, — завизжал, задёргался Савватий. — Устал от вас. Устааал. Вы лезете в меня, рвёте меня на части. Убей меня! Убей! Убей!!

Замолчал внезапно. Порылся в матрасе, протянул Марии пухлую тетрадь с разноцветными закладками, впихнул ей в безвольные руки. Снова заговорил, но уже еле слышно:

— Здесь мои научные результаты. Ты обязана передать их товарищу Правительству. Только ему. Только товарищу Правительству в собственные руки. Ты обязана, обязана. Потому что это очень нужно нашей Республике.

— Да плевала я на твою республику, — грубо сказала Мария, — она провалится в тартарары и без твоей галиматьи.

— Это не галиматья, — возразил, будто всхлипнул Савва, — это наука. Я несколько лет исследовал процесс глотания.

— Чего ты исследовал? — Мария слегка растерялась. — Глотание? Глотание чего, ушлёпок?

— Чего — неважно, — ответил больной, в глазах его запрыгала влажная искорка. — Главное — как глотать. Я сформулировал теорию процесса и открыл способ, как этот процесс прекратить. Как у отдельной особи, так и у массы.

— Ох ты! — изумилась Мария. — И это нужно твоей Республике?

— Нужно! Это вопрос существования нашей идеи освобождения человечества! — очень серьёзно сказал Савватий. — С моим открытием мы победим любую армию. И мировая революция завоюет весь земной шар.

— Что, она — мировая твоя революция — заглотнёт весь земной шар? — Мария спрашивала автоматически, какое-то неудовлетворённое чувство терзало её. В ней угасала ненависть, Месть не получалась полной, не приносила удовлетворения.

Больной заволновался.

— Не надо упрощать! — закричал он, брызгая слюной, пальцем ткнул в тетрадь. — Вот здесь всё изложено.

Мария молча вглядывалась в сумасшедшего. Она пришла убить его, убить собственными руками — ей бы это не составило труда. Но не могла заставить себя исполнить задуманное. Шевелилось ещё желание бить в кровь существо на кровати. Но она понимала, что и этого делать не будет. Просто уйдёт — жизнь сама распорядилась, как должно быть.

Словно проникнув в её мысли, Савва заговорил быстрей, громче:

— Нет, нет, нет! Ты так не уйдёшь! Ты не можешь так меня оставить. Ты не должнааааа, — закричал он, последняя буква превратилась в надсадный крик.

Дальше он просто мычал на одной жуткой ноте, потом громко захрипел. Пальцы его полезли в рот, раздирая до крови губы. Глаза жутко выкатились, из них потоком лились слёзы. На подбородок, пузырясь, густо потекла желтоватая пена. Теперь уже закричала Мария. В палату влетели доктор и сестра. За ними — Саша. Застыли, увидев бьющегося в корчах Савву. Николай Алексеевич опомнился первый. Бросился к сползшему на пол Савватию, принялся за искусственное дыхание. Но у того уже закатились глаза, виднелись одни белки. Савва дёрнулся сильно, затих. Подрагивающие ноги его остались торчать нелепо задранными на кровать.

Врач тяжело дышал, пристально рассматривал свои руки. Зинаида плакала, так и не оторвавшись от двери.

— Что это было с ним, доктор? — Мария медленно приходила в себя.

Николай Алексеевич прятал глаза, вскинулся, увидев тетрадь.

— Куда вы её собираетесь нести?

— Никуда не собираюсь, — Мария внимательно смотрела на врача. — Что в ней, вы знаете?

— К несчастью, знаю. Это бред сумасшедшего. Вредный, опасный бред. Надо его уничтожить понимаете? Я прошу вас, отдайте тетрадку мне.

— Зачем она вам?

— Я просто сожгу её, — Николай Алексеевич волновался так, что даже капли пота выступили на лбу его.

Мария подумала немного, так же внимательно рассматривая доктора, медленно спросила:

— Почему он умер?

— Я… Он… Я не знаю…

— Да на нём здорового места не было, — пришла на помощь медсестра. — Скажите ей, скажите, доктор.

— Да-да, да, — Николай Алексеевич упрямо не поднимал глаз.

— А вот мне кажется, что ему помогли умереть, — уверенно сказала Мария. — Я даже могу предположить, кто ему помог.