Владимир Апаликов - И Аз воздам

— Я помог, я! — взорвался доктор, впервые взглянул в глаза Марии. — И ничуть не жалею, что дал этому прохвосту яд. Если бы он выжил, я опять дал бы ему яд. И снова, и снова, и снова… Такие не должны жить, не должны! — Николай Алексеевич резко оборвал крик, сказал тихо. — Можете донести на меня. Только имейте в виду, я всё сделал один.

— Да уж прям там, — сказала Зинаида, — вовсе и не один, я помогала. А если бы доктор не стал, я бы сама его отравила, паразита кровожадного.

— Не мне вас судить, — Мария подошла к доктору вплотную, сунула тетрадь ему в руку. — И никуда я доносить не собираюсь. Но вы должны мне помочь. Где вы храните свой яд? Здесь или в квартире?

В квартире Шаховской звонок прозвенел ближе к вечеру. Евсеев, кипя внутри, но до приторности вежливый снаружи, деликатно стукнул в дверь Александры Александровны костяшками пальцев:

— Прощеньица просим, там, наверное, к вам опять звонят, мы в час сумеречный никого не ждём.

Шаховская уже торопилась из комнаты, направляясь к дверям, поблагодарила на ходу. Она была уверена, что наконец-то вернулись Маша и Саша, где-то задержавшиеся.

Ах, кабы знать Вилору, какую непоправимую ошибку он совершил, послав слабую женщину открывать дверь. Если бы пошёл сам, — глядишь, и обошлось бы. Он же всегда отворял осторожно, с цепочкой, вначале на самую малость, чтобы в случае чего тут же захлопнуть дверь. Да ведь в самом деле думал, что это опять какие-нибудь гости пожаловали к соседке. О том, что за дверью может оказаться кто-то гораздо страшнее, Евсеев и не задумался, полагая, что с бандитами всё сговорено.

Александра Александровна даже не поинтересовалась, кто звонит, — сразу распахнула дверь. Она ещё успела увидеть три тёмные фигуры в проёме — свет в подъезде не горел. Вася-Мясо ударил её топором по голове прямо на пороге. Задержался над упавшим телом, для верности рубанул ещё разок. Обогнув разливавшуюся тёмную лужу, кинулся за остальными.

Крючок пробежал в конец коридора, сбив по дороге корыто со стены. Лошак тряс онемевшего Евсеева за грудки:

— Где рыжьё, шуршики? Выкладывай, паскуда!

На шум выскочила Глафира, сразу ухватила весь ужас происходящего, её заполошный крик ударил по стенам. Вася-Мясо одной рукой схватил женщину за шею, другой — растопыренной пятернёй — сдавил лицо:

— Хорош орать, удавлю падлу! Куда идти — веди. Шевели жопой, шкура!

— Вася, а с этим что? — Лошак показал на Вилора, без сознания распластавшегося на полу.

Главарь на ходу только посмотрел на него. Без слов. Лошак понял. Хищное лезвие стилета вонзилось Евсееву в грудь. И ещё. И ещё…

— И где тут золото спрятано? — Вася-Мясо критически оглядывал небогатое убранство комнаты Шаховской. — Где цацки, я тебя спрашиваю? — обернулся к Глафире.

Та, тихонько подвывая, прижалась к стенке — такой же белой, как она, челюсть тряслась мелкой дрожью, слышно было, как стучали зубы.

— Вот же корова, — недовольно сказал Вася-Мясо.

Топор попал Глафире точнёхонько между глаз — бандит хорошо знал своё дело.

— Дело — дрянь, совсем дрянь, — сказал Семён. Подошёл к крану, налил воды в кружку. Но пить не стал. Кружка с силой грохнулась на столешницу, вода плеснулась корявым фонтанчиком.

Савенко с Игнатьевым разместились на кухне квартиры Шаховской. За столом следователь писал протокол, недовольно поморщился — брызги попали на бумаги. Но ничего не сказал, перо продолжало бежать по листу.

В кухне грабители пошуровали меньше. В комнатах была перевёрнута мебель, вещи расшвыряны, матрасы распороты, перья из растерзанных подушек вспархивали над полом.

Трупы уже увезли. Но всюду осталась кровь, тяжёлый запах стоял в воздухе, мешая дышать. Сотрудники УГРО, хлопотавшие в квартире, всеми силами старались остеречься, однако кто-нибудь всё равно наступал в едва присохшие тёмные лужицы, ругался сквозь зубы.

— Дрянь — дело, — повторил Семён, — давно я не видал такого. Три жмурика сразу. Замучают теперь указаниями сверху? И чего сюда залезли, а? К профессорше или к кабану этому? Что тут искали, как думаешь? А?

— К Шаховской залезли, — уверенно ответил Владимир. — Думали, наверное, раз профессорша, то золотишко имеется. Это ясно. Но убивать-то зачем? Забери хабар и топай себе. Так нет — кровищу рекой пустили. Скорее всего, топор погулял тут.

— С топором один у нас специалист имеется, — Семён отхлебнул всё-таки из кружки, покосился на следователя. — Свидетелей этот гад не оставляет. Не зря и погоняло у него — Вася-Мясо. Никак мы его не прищучим, хоронится умело сволочь. Найдём, а?

— Найдём, товарищ начальник, ничего. Не таких находили, будьте спокойны, — следователь собрал бумаги, вышел из кухни.

Владимир проводил его взглядом, обернулся к Семёну:

— Так ты думаешь, это Вася тут сотворил?

— Кто ещё-то, а? — откликнулся тот. — Он это, больше некому. Всё крови не напьётся никак. Ну, я ему задам перцу на хвост.

— И как следует задай. На такие дела идти — спрашивать надо.

— Он в последнее время вообще стал от рук отбиваться, придётся поучить.

— Помочь?

— Справлюсь. Чай, не первый раз. А твоя-то где, а? Повезло ей, что дома не оказалась. А то вот тут бы и её кровушка сейчас засыхала. Не знаешь, где она, а?

— Ты про Марию, что ли? — Владимир смотрел в сторону. — Так она не моя. И где она сейчас — знать не могу.

— Не твоя, говоришь? Ну, это дело, думаю, временное, а? Обломаешь, а? — и спросил без перехода. — Ты знаешь, что Савва окочурился?

— Отмучился, — равнодушно констатировал Владимир, глянул внимательно на Семёна. — А причём здесь Мария?

— Да видишь ли тут какая штука, — Семён достал блокнот из нагрудного кармана, полистал его. — Савва, вроде, помер своей смертью. И врачи подтверждают, да и болел он сильно — ты знаешь. Но прямо перед смертью приходили к нему две дамочки, представились сёстрами его. Смекаешь, а?

— Что ты всё вокруг да около, — Владимир озлился всерьёз, передразнил. — Смекаааешь… Что смекать-то?

— Да то, что сестёр у нашего Савушки никаких нету. Братья — да, братья были. Семеро. Остались трое. Но вот сестёр никаких не имелось.

— А кто же приходил тогда?

— Вот — вопрос, — Семён покивал головой. — Вернее — два вопроса: кто и зачем? Видели их охранники, видели больные. Говорят, что очень интересные дамочки были. Одна — постарше, другая — совсем ещё девчонка. Но тоже, говорят, загляденье одно. И описывают так, что старшая очень даже машет на твою графиню. Как тебе такой загиб, а?

— Чего? — искренне изумился Игнатьев. — Ты ещё скажи, что она и грохнула Савву.

— Нет, этого вот не скажу, — Семён прищурился. — Пока не скажу. Поскольку уверенности нет. Но вопросы-то остаются, а?