К Сэнсом - Каменное сердце

— Предполагаю, что проведение нового дознания будет поручено сассекскому коронеру? — спросил Приддис-младший.

— Да. Вы с ним знакомы? — поинтересовался я.

— Я нет, но вот отец знает его. — Пригнувшись к столу, Эдвард громко произнес: — Мастер Шардлейк спрашивает меня о новом сассекском коронере.

Его отец наклонил голову:

— Сэмюель Пакенхэм не станет спешить с воскрешением той старинной истории. И правильно сделает. Он займется ею, когда придет нужное время.

— Однако, сэр, им придется привлечь к расследованию и вас тоже, — сказал я, — как лицо, проводившее первое дознание.

— Надо думать, вы правы. Однако они не найдут ничего нового… по прошествии двадцати-то лет! Кто теперь скажет, что там произошло… Возможно, Феттиплейс убил своего работника, а потом себя самого. Семейство это нельзя назвать нормальным, ведь, как вам известно, дочь Феттиплейса сошла с ума. — Квинтин впился в меня взглядом проницательных глаз. — Я вспомнил теперь, что помогал отправить ее к родственникам в Лондон, вот только запамятовал, как их звали. Старому калеке простительно забыть такие вещи, мастер Шардлейк! — И он оделил меня злой и кривой ухмылкой.

В этот момент я испытал еще большую, чем прежде, решимость присутствовать на расследовании в Сассексе. И повернулся к Эдварду, изобразив на лице обескураживающую улыбку:

— Там также хотят вызвать некоего Филиппа Уэста, бывшего в ту пору совсем молодым человеком и проявлявшего интерес к мисс Феттиплейс. Говорят, он происходит из весьма почтенной и влиятельной местной семьи.

— Я помню это имя. Отец, разве он не состоял при дворе короля? — вновь обратился Приддис-младший к феодарию.

— Состоял, — кивнул сэр Квинтин. — Уж как его мать этим гордилась. На редкость была самодовольная женщина. — Он снова усмехнулся. — Всем рассказывала, что Филипп Уэст теперь охотится с самим королем.

— А вы в молодости не состояли при дворе? — спросил я у Эдварда.

— Нет, сэр. В Лондоне я работал в Грейс-Инн. Пахал как лошадь, стараясь получить профессию. Отец заставил меня заниматься делами не покладая рук.

Старик тут же проговорил резким тоном:

— Будущий законовед и должен пахать как лошадь… Чтобы научиться побольнее лягаться. — Опершись на здоровую руку, он наклонился вперед и обратился к Дирику: — И вы, сэр, похоже, вполне усвоили эту науку.

Смех его был похож на скрип старых дверных петель.

— Полагаю, что это комплимент? — сухо отозвался Винсент.

— Ну конечно.

За столом воцарилось молчание. Эдвард и его отец то и дело посматривали на меня, и под взглядом двух пар жестких голубых глаз я чувствовал себя не слишком уютно. Затем сэр Квинтин снова заговорил:

— Похоже, вы, сэр, очень заинтересовались этой давней рольфсвудской трагедией, если целых два раза съездили туда и нарыли столько информации.

— Как я уже объяснял вашему сыну, один мой клиент ищет родственников по фамилии Феттиплейс.

— А теперь вам еще в какой-то момент придется возвращаться в Сассекс из Лондона. Я всегда полагал, что вредно совать нос в чужие дела. Мастер Дирик рассказал мне, что подобное любопытство некогда поссорило вас с королем в Йорке. — И, отправив в цель эту стрелу, феодарий откинулся на спинку кресла, а Винсент одарил меня ехидной улыбкой.

Расследование обстоятельств смерти Абигайль Хоббей проводилось на следующий день в большом зале. Снаружи сверкал яркими красками очередной летний день, ясный и солнечный, но в помещении царил полумрак. Под старым западным окном поставили широкий стол. За ним сидели сэр Гарольд Тревельян и по правую руку от него Эдвард Приддис, явным образом принужденный исполнять функции секретаря. Слева, вопреки протоколу, расположился сэр Квинтин. Опираясь здоровой рукой на трость, он обозревал комнату. Жюри присяжных, состоявшее из двенадцати селян, устроилось на жестких стульях возле стены. Я узнал нескольких человек, прислуживавших на охоте. Безусловно, то были прихвостни Фальстоу.

Мы с Бараком, Амброуз и сэр Люк Корембек сидели вместе. Позади нас разместились несколько слуг, в том числе старая Урсула, и еще человек двадцать из деревни. Среди них я заметил напряженно оглядывавшуюся жену Леонарда Эттиса, хорошенькое личико которой окаменело от страха и гнева. Судя по тому, что соседи то и дело обращались к ней со словами и жестами утешения, я понял, что они представляют партию Эттиса. Кое-кто из назначенных в жюри присяжных смущенно поглядывал в ту сторону.

В первом ряду расположилось семейство Хоббей, подкрепленное Дириком. Дэвид наклонился вперед и, поддерживая голову обеими руками, уставился в пол. Я заметил, что юноша слегка дрожит. Рядом с ним сидел прямой как доска Хью. Когда он вошел, я пристально посмотрел на него, давая понять, что не забыл о словах, которые молодой человек произнес над трупом Абигайль. По другую руку от Кертиса сидел Николас Хоббей, как и прежде выглядевший ужасно: он взирал на входивших людей, не имея сил скрыть волнение, и словно был изумлен всем происходящим.

Последним в зале появился Эттис. Услышав доносившийся снаружи звон цепей, я обменялся взглядами с Бараком: звук этот был знаком нам обоим по лондонским тюрьмам. Двое мужчин ввели Леонарда — гордый и самоуверенный йомен превратился в бледное подобие себя прежнего: исхудавший, небритый, с потухшим взором. Его грубо заставили сесть в кресло возле стены, и на лицах кое-кого из заседателей отразился стыд. Позади меня селяне что-то забормотали.

— Молчать! — выкрикнул сэр Гарольд, ударяя по столу маленьким молоточком. — Я не потреплю шума и разговоров в зале! Еще одно слово, и я прикажу очистить скамьи.

Первым он вызвал меня — в качестве свидетеля, обнаружившего тело. Вызванный следом Джек подтвердил мои слова. Затем коронер перешел непосредственно к допросу Фальстоу. Управляющий с полной непринужденностью рассказал о том, что Эттис возглавлял в деревне партию, противившуюся отторжению земель, без утайки поведал об антипатии между ним и Хоббеями, в особенности между ним и Абигайль, равно как и о том, что Леонард Эттис является искусным стрелком.

— Все ясно, — проговорил сэр Гарольд. — Что же касается алиби мастера Эттиса, то его может подтвердить только слуга, который утверждает, что они вместе клеймили овец. Вызовите его.

Поднялся старый крестьянин. Он сообщил, что в тот день находился вместе с хозяином. Тревельян угрожающим тоном заставил старика подтвердить, что он проработал на Леонарда двадцать лет. После чего холодно заключил:

— Итак, у тебя есть все основания выгораживать своего хозяина.

На помощь коронеру пришел сэр Квинтин.

— Если Эттиса повесят, собственность его отойдет государству и ты окажешься на улице, — заявил он свидетелю.