Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Сейчас Мэтью отдал бы пару зубов за саблю и фонарь, но и чугунок был достаточно увесист для удара, в случае чего. Он искренне понадеялся, что такой случай ему не представится.

Теперь пришло время испытать свою храбрость. Идти иль не идти — вопрос стоял ребром. Если он отступит и уберется из дома, не будет ли это косвенным признанием того, что в той комнате его действительно мог поджидать сам Дьявол? Да и был ли тот звук вообще, или ему померещилось с перепугу?

Конечно, это могла быть крыса. Ну да, обыкновенная крыса. Только и всего.

Он сделал шаг в сторону тьмы и остановился, прислушиваясь. Никаких звуков, кроме ударов собственного сердца, отдающихся эхом в ушах. Еще один шаг, и еще. Теперь он различил впереди прямоугольник дверного проема, за которым могла таиться бездонная пропасть.

Медленно, очень медленно Мэтью приблизился ко входу в комнату, вздрагивая при каждом скрипе половиц под ногами. Заглянул внутрь, напрягая все органы чувств, чтобы среагировать на малейшее движение или намек на угрозу со стороны призрачного демона. В глубине комнаты он разглядел тоненькую светлую полоску: не иначе как щель между закрытыми ставнями.

И вновь его решимость ослабла. Чтобы осмотреть комнату, нужно было сначала ее пересечь и открыть ставни. Но, прежде чем он до них доберется, незримая холодная рука может вцепиться ему в загривок.

Нет, это же попросту нелепо, подумал он. Сама его нерешительность делала более весомым предположение (на его взгляд, абсурдное), что Сатана действительно бывал в этом доме и может прямо сейчас находиться там, во мраке, а чем дольше Мэтью мнется на пороге, тем более вострит клыки и когти затаившийся демон. Чтобы одолеть это наваждение, надо было войти в комнату, добраться до ставней и поскорее их открыть. И конечно, держать чугунок наготове.

Мэтью сделал по возможности глубокий вдох (притом что воздух был отнюдь не ароматен), стиснул зубы и вошел в комнату.

Он ощутил, как его обволакивает тьма; по спине побежал холодок. Быстро преодолев с десяток футов до противоположной стены, он нашарил на окне шпингалет, открыл его и одним резким — можно сказать, истеричным — движением распахнул ставни. Тотчас в комнату ворвался благословенный тусклый свет, и никогда прежде Мэтью не был так рад видеть затянутое уродливыми тучами небо.

И в этот момент облегчения позади него вдруг раздался стон, переходящий в глухое ворчание, и Мэтью с перепугу чуть не кувыркнулся через подоконник. Во всяком случае, этот «рык мстительного демона» заставил его подпрыгнуть на месте, едва не выскочив из собственных башмаков. В следующий миг он обернулся — с лицом, застывшим в гримасе ужаса, и с чугунком, занесенным для удара по рогатому черепу монстра.

Трудно сказать, кто из них был напуган сильнее: молодой человек с выпученными глазами или бурая дворняга, точно так же таращившая на него глаза из угла комнаты. Но Мэтью явно пришел в себя первым, увидев на полу шестерых щенят, жадно припавших к материнским соскам. У него вырвался безотчетный сдавленный смех, но его сжавшимся от страха яичкам еще только предстояло расслабиться.

Сука также дрожала от страха, но уже начала показывать зубы и рычать, так что Мэтью счел за благо удалиться. Он окинул взглядом комнату и не заметил тут ничего, кроме этих собак, их экскрементов и останков пары растерзанных кур. Опустив чугунок, он уже двинулся к выходу, когда внезапно объявился нынешний хозяин дома.

Это был один из тех псов, которых он видел рвущими внутренности мертвой свиньи на улице. И сейчас он нес в окровавленной пасти нечто темно-красное, оставляя за собой дорожку капель. Когда его блестящие глазки узрели Мэтью, пес бросил на пол свою кровавую добычу и сгруппировался для атаки, хриплым рыком давая понять, что Мэтью вторгся на территорию, запретную для человеческих обитателей Фаунт-Ройала. Пес намеревался в прыжке достать зубами горло Мэтью — сомнений в этом не было. Понимая, что медлить нельзя ни секунды, Мэтью швырнул чугунок на пол перед псом, заставив того отскочить с негодующим лаем, а сам кинулся к ближайшему окну, перескочил через подоконник, спрыгнул на землю и помчался по улице в восточном направлении.

Когда он оглянулся, пса позади не было. Мэтью продолжил двигаться быстрым шагом, пока дом Гамильтонов не остался далеко позади, и только тогда остановился, чтобы осмотреть поцарапанную голень и несколько заноз на правой ладони. В остальном он удачно отделался.

Идя в сторону перекрестка, он погрузился в размышления. Возможно, эти собаки в прошлом принадлежали Гамильтонам и были брошены ими здесь несколько месяцев назад, а может, их оставила какая-нибудь другая сбежавшая из города семья. Важнее было другое: как долго дворняги прожили в этом доме? Больше или меньше трех недель? Какова вероятность того, что они были там во время посещения дома Вайолет Адамс?

Если она вообще туда заходила. Там не оказалось никакого кресла. Не было также свечи или подсвечника. Бидвелл и Исход Иерусалим сказали бы, что эти вещи могли быть призрачными и раствориться в воздухе вместе с демонами, но Мэтью надо было увидеть их собственными глазами, дабы поверить в то, что они когда-либо там появлялись вообще. А что со скелетом собаки? Разлагающийся труп наполнил бы помещение отвратительным запахом, однако Вайолет его не ощутила и вошла в дом без колебаний. Мэтью сильно сомневался, что сам он вошел бы в заброшенный дом, из двери которого несет мертвечиной, чей бы голос его оттуда ни позвал. Тогда как же быть с показаниями девочки?

Так заходила она в дом или нет? Самым странным во всем этом было то, что — по ощущениям Мэтью — Вайолет (как до нее и Бакнер, и Гаррик) отнюдь не лгала. Она искренне — и с ужасом — верила в реальность случившегося с ней в тот день. Для нее это было правдой, как, вероятно, происшествия с Бакнером и Гарриком были правдой для них… однако была ли эта правда истинной и непреложной?

И что это за правда такая, если она может быть истинной и фальшивой одновременно?

Он почувствовал, что углубляется в философскую тему, достойную тщательного осмысления и обсуждения, но вряд ли полезную для дела Рейчел. Изначально он собирался спросить дорогу к лечебнице доктора Шилдса, чтобы получить более подробную информацию о болезни Вудворда, но почему-то молча прошел мимо человека, чинившего колесо фургона, а затем и мимо двух мужчин, которые стояли на обочине, покуривая трубки и беседуя. Возможно, ему не хотелось отвечать на вопросы о здоровье судьи или участи ведьмы, но, как бы то ни было, он продолжил идти по улице Усердия, а затем по улице Правды, пока не обнаружил, что ноги сами несут его к месту, уже слишком хорошо знакомому: тюрьме.