Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Собственно говоря, именно такой ход мыслей и побудил его в прошлый раз вытянуть мешок из-под сена. И тогда это было оправдано, учитывая обстоятельства. Но что он решит сейчас?

К тому времени, когда он достиг перекрестка, чаша весов склонилась на ту сторону, на которую и должна была в конце концов склониться. Мэтью еще раз оглянулся, проверяя, не идет ли следом Хэзелтон, а затем поспешил к его участку, освещая дорогу фонарем.

Добравшись до сарая, он поднял запорный брус и приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь. Две лошади в стойлах начали беспокойно перебирать ногами при виде чужака с фонарем. Он сразу же направился в тот угол, где прежде обнаружил мешок, поставил фонарь на землю и начал рыться в куче сена. Но не нашел там ничего, кроме сена. Как и следовало ожидать, Хэзелтон перепрятал мешок в другом месте — либо в этом же сарае, либо еще где-нибудь, хотя бы в своем доме. Мэтью распрямился, подошел к другой куче справа от себя и пошарил там, с тем же результатом. Он продолжил поиски в глубине сарая, где холмики соломы, которую выгребли из стойл, были обильно сдобрены «конскими яблоками». Мэтью запускал руки в эту дурно пахнущую смесь, пытаясь нащупать мешковину, но безуспешно.

Однако пора было уходить — он и так задержался тут дольше разумного. Мешок, если он и был спрятан где-то в глубине этих залежей, на сей раз уже не найти. Вот тебе и удачная возможность!

Он поднялся с колен, взял фонарь и пошел к двери. Но на полпути что-то — предохранительный инстинкт или внезапное шевеление волос на затылке — побудило его остановиться и задуть свечу в фонаре, поскольку теперь не было особой нужды в свете, который лишь мог его выдать.

И на сей раз фортуна ему благоволила, ибо уже на выходе Мэтью увидел шатающуюся фигуру, причем совсем близко, — казалось, Хэзелтон вот-вот его заметит и с яростным ревом кинется на врага, замахиваясь кувшином. Мэтью застыл в дверном проеме, не зная, что делать: пуститься наутек или отступить вглубь сарая. У него были считаные секунды на принятие решения. Хэзелтон, опустив голову, вихляющей походкой двигался прямо на него.

Мэтью отступил. Быстро вернулся к дальней стене, лег плашмя, положив рядом фонарь, и начал лихорадочно закапываться в кучу соломы. Он успел сделать это лишь наполовину, когда дверь открылась шире и в проеме возникла массивная фигура Хэзелтона.

— Кто здесь? — пьяно прорычал он. — Будь ты проклят, убью гада!

Мэтью перестал двигаться и затаил дыхание.

— Я знаю, что ты здесь! Я запирал эту сраную дверь!

Мэтью не шевелился, хотя какая-то соломинка назойливо щекотала его верхнюю губу.

— Дверь была закрыта! — сказал Хэзелтон. — Я это помню!

Он поднял кувшин, и Мэтью услышал звучный глоток. Затем кузнец вытер губы рукавом и продолжил:

— Я ведь запирал ее, верно, Люси?

Мэтью догадался, что он обращается к одной из лошадей.

— Вроде бы запирал. Срань господня, как же я пьян! — Он грубо хохотнул. — Нализался в хламину, чего уж там! Как тебе это понравится, Люси?

В темноте он добрел до лошади и начал похлопывать ее по крупу:

— Моя милая девочка. Люблю тебя, так и знай.

Хлопки стихли. Кузнец помолчал, вероятно пытаясь уловить звук, который выдал бы присутствие в сарае постороннего.

— Есть тут кто? — спросил он уже не очень уверенно. — Если ты здесь, лучше покажись, не то с моим топором спознаешься!

Хэзелтон отошел от стойла и вновь попал в поле зрения Мэтью. Остановившись посреди сарая, он склонил голову набок; рука с кувшином повисла вдоль тела.

— Я тебя отпущу! — заявил он. — Ладно, выходи давай!

Искушение было велико, но Мэтью побоялся, что даже пьяный и нетвердо стоящий на ногах кузнец сумеет перехватить его при попытке добежать до двери. Лучше было переждать до его ухода.

Хэзелтон ничего не говорил и не двигался на протяжении целой минуты. Наконец он поднес ко рту кувшин и, допив остатки, с размаху швырнул его в стену почти над самой головой Мэтью. Кувшин ударился о доски и упал на пол, расколовшись на пять или шесть частей, а испуганные лошади начали ржать и взбрыкивать в своих стойлах.

— К черту! — проорал Хэзелтон, развернулся и вышел наружу, оставив дверь нараспашку.

Теперь перед Мэтью встал опасный выбор: выскочить наружу с риском попасть в лапы поджидающего за дверью Хэзелтона или остаться там, где лежал? Он выбрал второй вариант и воспользовался паузой для того, чтобы поглубже зарыться в унавоженную солому.

Через пару минут явился Хэзелтон с зажженным фонарем, стекло которого, впрочем, настолько закоптилось, что как источник света его можно было не принимать в расчет. Если фонарь не очень испугал Мэтью, то этого нельзя было сказать о топорике в правой руке Хэзелтона.

Мэтью сделал глубокий вдох и беззвучно выдохнул, притаившись под покровом из соломы и навоза. Хэзелтон, пошатываясь, начал обход сарая. Тусклый фонарь он держал перед собой, а руку с топором занес в готовности раскроить вражеский череп. Он пнул ближайшую кучу соломы с такой силой, что мог бы сломать ребра Мэтью, подвернись он под этот удар. Затем, изрыгая проклятья, Хэзелтон еще и потоптался на разворошенной соломе. Сделав передышку, он поднял фонарь над головой. Сквозь прикрывающую лицо солому Мэтью разглядел отблеск чахлого свечного огонька в глазах кузнеца и убедился, что тот смотрит в его сторону.

«Лежи тихо! — скомандовал себе Мэтью. — Не шевелись, ради Бога!»

И ради целостности своего черепа, мог бы добавить он.

Хэзелтон двинулся прямиком к укрытию Мэтью, топая тяжелыми сапогами. С ужасом осознав, что еще через пару мгновений он попадет под эти сапоги, Мэтью приготовился к броску. Если он резко вскочит с громким воплем и визгом, это может потрясти Хэзелтона, который подастся назад или как минимум оторопеет и промахнется первым ударом.

Мэтью напрягся. Еще пара шагов, и кузнец на него наступит.

И вдруг: хрясь!

Хэзелтон замер, стоя по колено в соломе. Затем нагнулся и пошарил рукой внизу. Мэтью знал причину треска — это лопнуло раздавленное стекло фонаря, лежавшего всего в нескольких дюймах от кончиков его пальцев. Инстинктивно Мэтью сжал руку в кулак.

Кузнец обнаружил предмет, на который наступил. Он за ручку поднял фонарь с пола и принялся его разглядывать. Потянулось долгое, зловещее молчание. Мэтью ждал, стиснув зубы, но его выдержка быстро иссякала.

И вдруг Хэзелтон хмыкнул.

— Люси, я нашел этот чертов фонарь! — объявил он. — И ведь хорошая была вещь! Вот же невезуха!

Он с презрением отшвырнул теперь уже негодную находку, и Мэтью догадался, что пьянчуга спутал этот фонарь со своим собственным, ранее куда-то запропастившимся. А ведь сообрази он потрогать еще теплые осколки стекла, дело могло бы принять другой оборот. Но кузнец уже развернулся и побрел по соломе к центру сарая, на голый земляной пол, дав Мэтью перевести дух после того, как он чуть-чуть не попался.