Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Вы не должны терять надежду, — решительно заявил Мэтью. — Пока остается еще хоть один день, всегда есть…

— Прекратите, — оборвала она. — Пожалуйста… прекратите. Вам кажется, что вы поступаете правильно, стараясь меня подбодрить… но это не так. Пора уже принять реальность и отбросить эти… фантазии о спасении моей жизни. Кто бы ни совершил эти убийства, он слишком хитер, Мэтью. Он… дьявольски хитер. В борьбе с такой силой я не могу надеяться на успех и не хочу поддаваться ложным надеждам. Это мешает мне готовиться к смерти на костре, чем я сейчас должна заниматься.

— Я близок к тому, чтобы выяснить нечто важное, — сказал Мэтью, — хотя пока не уверен, как это связано с вашим делом. Но я думаю, что такая связь есть. Похоже, я нащупал первые нити, из которых сплетается веревочка, ведущая к…

— Умоляю вас, — прошептала она со слезами на глазах, хотя в остальном ее лицо не выдавало эмоций. — Умоляю прекратить эти игры с Судьбой. Вы не сможете меня освободить. И не сможете спасти мою жизнь. Неужели вы не понимаете, что со мной все кончено?

— Нет, еще не кончено! Я же говорю, что нашел…

— Допустим, вы кое-что нашли и это может что-то значить, — сказала Рейчел. — И вы можете исследовать это еще хоть целый год после ближайшего понедельника, но я уже не стремлюсь на свободу, Мэтью. Меня скоро сожгут, и я должна… провести остаток времени в молитвах и приготовлении к этому. — Она взглянула на столб солнечного света из люка в крыше и на кусочек лазурного, безоблачного неба вверху. — Когда они придут за мной… я буду напугана, но они не должны этого заметить. Ни Грин, ни Пейн… и ни в коем случае Бидвелл. Я не могу себе позволить рыдания, крики и корчи. Не хочу, чтобы они потом сидели в таверне Ван Ганди и похвалялись тем, как меня сломили. Чтобы они под звон бокалов со смехом вспоминали, как я умоляла их о пощаде. Этого удовольствия я им не доставлю. Если есть Господь на Небесах, Он в утро казни наложит печать на мои уста. Они могут посадить меня в клетку, раздеть донага, обмазать грязью и назвать ведьмой… но им не превратить меня в испуганно вопящее животное. Даже на костре. — Она снова встретилась глазами с Мэтью. — У меня есть лишь одна просьба. Вы готовы ее исполнить?

— Если это будет в моих силах.

— Вполне. Я прошу вас уйти и впредь здесь не появляться.

Мэтью ожидал чего угодно, но только не этого, и потому ее слова отозвались резкой болью — и шоком — как внезапная пощечина.

Рейчел смотрела на него, дожидаясь ответа. Когда такового не последовало, она сказала:

— Это больше чем просьба, я этого требую . Хочу, чтобы вы покинули это место и забыли о нем. Как я уже сказала: возвращайтесь к своей прежней жизни.

Он никак не мог собраться с мыслями для ответа. Рейчел сделала еще пару шагов вперед и дотронулась до его руки, сжимавшей железный прут.

— Спасибо за вашу веру в меня, — сказала она, приблизив к нему лицо. — Спасибо за то, что меня выслушали. Но теперь все кончено. Прошу вас, поймите и примите это.

К Мэтью вернулся голос, хотя и еле слышный.

— Как я смогу жить прежней жизнью, зная, что свершилась такая несправедливость?

Она слабо, печально улыбнулась:

— Несправедливости случаются повсюду каждый день. Такова наша жизнь. Если вы до сих пор не усвоили эту простую истину, значит вы гораздо хуже понимаете суть этого мира, чем я думала.

Она вздохнула, и ее пальцы соскользнули с руки Мэтью.

— Уходите, Мэтью. Вы сделали все, что могли.

— Нет, еще не все.

— Вы сделали все. Если вам нужно освободиться от каких-то воображаемых обязательств передо мной… то вот… — Рейчел взмахнула рукой перед его лицом. — Я вас освобождаю.

— Я не могу просто так уйти отсюда, — сказал он.

— У вас нет выбора.

Она снова посмотрела ему в глаза.

— Уйдите, сейчас же. Оставьте меня одну.

Она развернулась и пошла обратно к скамье.

— Я все равно не сдамся, — заявил Мэтью. — Вы можете сдаться… но я все равно так не поступлю, клянусь.

Рейчел села, наклонилась над ведерком с водой, зачерпнула пригоршню и поднесла ее ко рту.

— Я не сдамся, — повторил он. — Вы меня слышите?

Она накинула на голову капюшон, спрятав под ним лицо, и снова замкнулась в себе. Мэтью понял, что стоять здесь дальше не имело смысла, ибо Рейчел скрылась в убежище, доступном лишь ей одной. Вероятно, это было место для размышлений — либо воспоминаний о более счастливых временах, — которые помогали ей сохранять рассудок в долгие часы заточения. Он также с горечью осознал, что его общество сейчас лишь тяготит Рейчел. Ей не хотелось отвлекаться от внутреннего диалога со Смертью.

Да, пора было уходить. Однако он мешкал, глядя на застывшую в прежней позе узницу. Мэтью надеялся услышать в свой адрес еще хоть несколько слов, но она молчала. Простояв так с минуту, он направился к двери. Рейчел не шевельнулась и не издала ни звука. Он открыл было рот с намерением снова заговорить, но не нашел подходящих слов. Единственным подходящим казалось слово «прощайте», но произнести его не повернулся язык. И он просто вышел на улицу, под это немилосердное солнце.

Почти сразу же он уловил запах обугленной древесины, а еще чуть погодя остановился перед грудой почерневших останков, по которым вряд ли можно было определить, что здесь когда-то находилась именно школа. Все четыре стены сгорели, крыша провалилась внутрь. Интересно, осталась ли где-то на пепелище проволочная ручка от того самого ведра?

Мэтью чуть было не рассказал Рейчел о своих открытиях прошлой ночи, но решил не делать этого по той же причине, по какой скрыл информацию от Бидвелла: до поры до времени лучше было держать этот секрет при себе. Сначала нужно было выяснить, зачем Уинстон тайком получал «адский огонь» из Чарльз-Тауна и с его помощью уничтожал мечту Бидвелла. Кроме того, он рассчитывал получить от Уинстона дополнительные сведения — конечно, если он захочет их предоставить, — о самозваном землемере, посещавшем Фаунт-Ройал. Таким образом, его задача на это утро была ясна: найти Эдварда Уинстона.

У первого же встречного — фермера с корзиной лущеной кукурузы и дымящейся трубкой в зубах — он справился о жилище Уинстона и узнал, что таковое находится на улице Гармонии, по соседству с кладбищем. Туда он и направился, ускорив шаг.

Дом стоял на расстоянии броска камня от первого ряда надгробий. Мэтью отметил закрытые ставни, что намекало на вероятное отсутствие хозяина. Здание никак нельзя было назвать просторным: комнаты две-три, не больше. Когда-то дом был побелен известью, но с тех пор побелка местами сошла, придав стенам неопрятную пятнистость. В отличие от особняка Бидвелла и некоторых добротно построенных фермерских домов, жилище Уинстона производило впечатление времянки, под стать лачугам невольничьего квартала. Пройдя по дорожке из утрамбованного песка и дробленых ракушек, Мэтью громко постучал в дверь.