Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Почему бы в пиратском кладе, помимо монет, не быть и драгоценным украшениям? Или неоправленным бриллиантам? Если Линч и впрямь добыл эту брошь на дне источника, то он понял, что город необходимо очистить от жителей, прежде чем всерьез приступать к подъему клада.

Да, подумал Мэтью. Да. Это достаточная причина для того, чтобы убить двух человек и создать легенду о ведьме. Но погоди… В таком случае сожжение ведьмы отнюдь не в интересах Линча. Ведь с устранением «ведьмовской угрозы» ситуация в Фаунт-Ройале, по идее, должна будет оздоровиться. Что еще он может сделать, чтобы упадок города продолжился? Сотворить новую ведьму? Но это будет связано с немалым риском и потребует нескольких месяцев подготовки. Чем искать замену Рейчел, идеально подходившей на роль ведьмы, разумнее будет как-то обернуть себе на пользу ее смерть.

Может… путем еще одного убийства? Интересно, кто может стать новой «жертвой Сатаны», лежащей с распоротым горлом в полутемной комнате или коридоре?

Мэтью подозревал, что на сей раз Линч постарается нанести такой удар, от которого Фаунт-Ройал уж точно не оправится. Тогда кого из видных горожан могут найти в луже собственной крови? Доктора Шилдса? Учителя Джонстона? Эдварда Уинстона? Нет. Все трое были важны, но не были незаменимы в будущем Фаунт-Ройале.

Значит, следующей жертвой станет сам Бидвелл.

Мэтью поднялся с травы, покрываясь гусиной кожей. Неподалеку какая-то женщина набирала воды в два ведра, беседуя с мужчиной, который наполнял бочонок. Их лица — пусть со следами тяжких трудов и лишений — больше не были омрачены тревогой; в них читалась уверенность, что теперь с Фаунт-Роайлом все в порядке… или скоро будет в порядке, осталось лишь казнить ведьму.

Они мало что знают, подумал Мэтью. Здесь все, кроме Линча, мало что знают. И Бидвелл знает намного меньше, чем должен бы знать, ибо последние конвульсии Рейчел на костре приведут в действие новый план, цель которого — его горло, разорванное как у предыдущих жертв.

И что мог с этим сделать Мэтью?

Ему нужны были улики. Одной сапфировой броши недостаточно; кроме того, Мэтью не сомневался, что теперь Линч перепрячет ее так, что даже крысы не отыщут. Найденные Гудом монеты здесь пришлись бы кстати, но, предъявив их, он обманет доверие Гуда. Очевидно, Линч и был тем самым вором, который ночью проник в дом Бидвелла и похитил из комнаты Мэтью золотую монету, чтобы выяснить, откуда она взялась — не из пиратского ли клада? Другой вопрос: каким образом испанская монета попала к индейцу?

Теперь Мэтью более-менее пришел в себя. В дом крысолова он больше не сунется даже за бочку золотых монет. Но если удастся найти хоть что-то изобличающее Линча… хоть какое-то доказательство, которое можно предъявить Бидвеллу…

— Вот вы где! А я как раз вас ищу!

Этот окрик — внезапный и пронзительный, как осиное жало, — заставил его вновь содрогнуться от ужаса.

Повернувшись, он оказался лицом к лицу с привычно сияющей Лукрецией Воган. На ней было платье сиреневого цвета; волосы покрывал жесткий белый чепец; в руках она держала корзинку.

— Я надеялась нынче застать вас в лучшем расположении духа.

— Э-э… да… расположение духа… — пробормотал Мэтью, сдвигаясь в сторону с намерением ее обойти.

— Мистер Корбетт, позвольте сделать вам небольшой подарок. Я знаю, что… наш вчерашний ужин мог оставить у вас неприятный осадок, и потому…

— Все в порядке, — сказал Мэтью. — В этом нет необходимости.

— Как раз есть! Поскольку вам понравилось угощение — хотя моя дочь и постаралась испортить вечер всем нам, — я испекла для вас пирог. Надеюсь, вы любите сладкий картофель?

Она извлекла из корзинки румяный пирог на белом глиняном блюде, украшенном по краю росписью из алых сердечек.

— Он… выглядит просто чудесно, — сказал Мэтью. — Но я не могу его принять.

— Чепуха! Очень даже можете! А блюдо отдадите, когда придете к нам на ужин в следующий раз. Скажем… во вторник к шести часам?

Заглянув ей в глаза, Мэтью узрел там пагубную смесь алчности и страха. По возможности смягчая тон, он произнес:

— Миссис Воган, я не могу принять ваш дар. Как не могу принять и ваше приглашение на ужин.

Она уставилась на Мэтью, приоткрыв рот и все еще протягивая ему блюдо с пирогом.

— Не в моей власти помочь вашей дочери, — продолжил Мэтью. — Похоже, у нее свой взгляд на вещи, отличный от вашего, и в этом вся суть конфликта. Сочувствую вашей проблеме, но ничего не могу для вас сделать.

Ее рот разинулся шире.

— Еще раз благодарю за ужин. Он мне действительно понравился, и общение было занимательным. А сейчас, если позволите…

— Ты… неблагодарный… щенок! — вдруг прошипела миссис Воган. Ее щеки раскраснелись, а взгляд сделался полубезумным от ярости. — Ты хоть представляешь, как я намучилась, чтобы тебе угодить?

— Э-э… я сожалею, но…

— Он сожалеет! — язвительно передразнила она. — Сожалеет. Да ты знаешь, сколько денег и времени я потратила на новое платье Шериз? Ты знаешь, как долго я провозилась, готовя угощение и наводя чистоту в доме для твоего удовольствия? Ты и об этом сожалеешь тоже?

Мэтью отметил, что за ними с интересом следят несколько горожан, набирающих воду в источнике. Если это же заметила и Лукреция, то она все равно не сочла нужным сдерживаться и продолжила пальбу из всех пушек.

— Однако ты явился к нам в дом и набил пузо до отвала, не так ли? Сидел там, как лорд на пиру! И даже хлеб с собой утащил! А теперь он, видите ли, сожалеет!

Слезы обиды и гнева — беспочвенных, по разумению Мэтью, — выступили у нее на глазах.

— Я-то считала вас джентльменом! А вы если даже и джентльмен, то самого жалкого пошиба!

— Миссис Воган, — твердо заявил Мэтью, — я не могу спасти вашу дочь от того, что вы воспринимаете как…

— А кто просил тебя кого-нибудь спасать, трепло ты надутое? Как ты смеешь обращаться со мной, будто я какая-то молочница! Я пользуюсь уважением в этом городе! Слышишь? Уважением!

Она кричала ему прямо в лицо. Мэтью ответил спокойно:

— Да, я вас слышу.

— Будь я мужчиной, ты бы не рискнул передо мною чваниться! Да чтоб ты провалился! Катись к черту вместе со своим Чарльз-Тауном и всей вашей братией, мнящей себя лучше других!

— Прошу прощения, — сказал он и направился в сторону особняка.

— Да-да, катись отсюда! — завопила она. — Проваливай в Чарльз-Таун к себе подобным! Городской хлыщ!

Ее голос сорвался на высокой ноте, но она сделала над собой усилие и продолжила:

— Гуляй там в своих поганых парках, танцуй на срамных балах! Беги отсюда во всю прыть!

Мэтью не побежал, но удалился весьма быстрым шагом. На миг подняв глаза, он увидел в открытом окне кабинета на втором этаже самого хозяина дома, который с ухмылкой наблюдал эту малоприятную сцену. Встретившись взглядом с Мэтью, Бидвелл прикрыл рукой ухмыляющийся рот.