Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Вы забыли, что мы с судьей добрались до Фаунт-Ройала пешком через лес. Мы прошли много больше пяти миль по глубокой грязи, под проливным дождем.

— Верно, сэр, но посмотрите теперь на судью. Лежит пластом — и все из-за вашего хождения по лесу. Если вы думаете, что его подкосило не это, вы глубоко заблуждаетесь!

Мэтью хотел бы гневно возразить, но в глубине души он признавал правоту миссис Неттлз.

— Сроду не слыхивала ничего подобного!

Она скрестила руки (с зажатым в правой серебряным подносом) поверх своего массивного бюста, принимая обличительную позу.

— Это дьявольски опасная земля! Мне случалось видеть взрослых мужчин, — у которых было всяко поболее мяса на костях, чем у вас, — которым она подломила колени! И как вы намерены это проделать? Спокойненько вывести ее из тюрьмы, сесть на парочку лошадей и этаким манером выехать за ворота? Ох навряд ли!

Мэтью допил ром, на сей раз почти не почувствовав жжения в горле.

— Но даже если вы сумеете отсюда выбраться, — продолжила экономка, — и каким-то чудом доставите ее во Флориду, что потом? Неужто вы думаете передать ее испанцам и потом вернуться сюда? Нет, вы опять глубоко заблуждаетесь! Пути назад уже не будет. Никогда. Вам придется провести остаток жизни среди этих конквис… этих кондо… этих пожирателей улиток!

— Лишь бы они не смешивали их с кровяной колбасой, — пробормотал Мэтью.

— Что?

— Ничего. Так… мысли вслух.

Слизнув последнюю каплю с края бокала, он протянул его миссис Неттлз. Та вернулась к роли прислуги и подставила серебряный поднос, принимая пустую посуду.

— Спасибо за сведения и за вашу искренность, — сказал Мэтью.

Вопреки ожиданиям, под воздействием рома его паруса не наполнились ветром, а вяло обвисли, как в штиль. Ощущалась легкость в голове, и в то же время было тяжело на сердце. Он подошел к окну и, склонив голову, оперся рукой о стену рядом с рамой.

— Да, сэр. Вам больше ничего не нужно? — Миссис Неттлз задержалась у двери в ожидании ответа.

— Еще один вопрос, — сказал Мэтью. — Допустим, кто-нибудь вывез бы вашу сестру во Флориду сразу после того, как ее обвинили в колдовстве и приговорили к смерти, и сейчас она была бы жива. Вы бы этого хотели?

— Конечно, сэр. Но я никогда бы не попросила другого человека отдать за это свою жизнь.

— Миссис Неттлз, моей жизни и так придет конец, когда Рейчел сожгут на костре в понедельник утром. Знать то, что знаю я, и не иметь возможности спасти ее законным путем… для меня это уже слишком. Ведь потом этот груз так и будет лежать на душе, со временем делаясь только тяжелее.

— Если так, я сожалею, что когда-то попросила вас помочь миссис Ховарт.

— Все так и есть, — ответил он не без горячности. — Вы меня попросили, я попытался… и вот что мы имеем.

— Боже мой! — вдруг тихо воскликнула миссис Неттлз, широко открывая глаза. — Боже ты мой…

— Вы что-то хотите сказать? Если да, я буду рад вас послушать.

— Вы к ней… прониклись, верно?

— Проникся? Да, я проникся ответственностью за ее жизнь!

— Я не только об этом. Вы меня отлично поняли. Боже мой… Кто бы мог такое предположить?

— Теперь вы можете идти. — С этими словами он повернулся к ней спиной и притворился, будто разглядывает вдали за окном нечто его заинтересовавшее.

— А она об этом знает? Должна знать. Это может облегчить…

— Пожалуйста, уйдите, — процедил он сквозь зубы.

— Как скажете, сэр, — покорно вздохнула она и вышла, затворив дверь за собой.

Мэтью опустился в кресло и закрыл руками лицо. И за что ему такие муки? Хотя это были мелочи по сравнению с тем, что ждало Рейчел через какие-то семьдесят два часа.

Он не мог этого вынести. Не мог. Он знал, что, куда бы он ни убежал в понедельник утром… где бы ни скрылся… он все равно будет слышать предсмертные крики Рейчел и запах горелой плоти.

Его слегка развезло с бокала обжигающего рома, но сейчас он мог бы запросто осушить и целую бутылку. Он уперся в тупик. Ничего больше нельзя было сказать, сделать или отыскать. Линч выиграл. Когда Бидвелла найдут убитым примерно через неделю — конечно, уже после отъезда Мэтью и судьи, — истории о мести Сатаны мигом разлетятся по Фаунт-Ройалу, а еще спустя месяц, если не раньше, город совсем опустеет. Тогда Линч сможет поселиться в особняке и жить там этаким повелителем призраков, без помех занимаясь добычей сокровищ.

Мэтью впадал в отчаяние. Стены комнаты начали медленно вращаться вокруг него — не будь объяснением этому только что выпитый «Сэр Ричард», он мог бы испугаться, что Линч все еще орудует у него в голове.

Отдельные детали были налицо… но из них не складывалась цельная картина.

Взять хотя бы землемера. Кто это был? Может, самый обычный землемер, в конце концов? Взять золотую монету Шоукомба. Где ее мог раздобыть индеец? Взять исчезновение Шоукомба и его гнусных сообщников. Куда они все так спешно отбыли, даже не прихватив свои пожитки?

И еще убийство преподобного Гроува.

Он мог понять, с какой целью Линч убил Дэниела Ховарта. Но зачем было убивать священника? Дабы показать, что Дьяволу нипочем и служитель Господа? Устранить того, на кого горожане могли бы рассчитывать как на защитника от сил зла? Или это было сделано по совсем другой причине, которую Мэтью упустил из виду?

Мысли начали путаться в голове. Стены кружились все быстрее. Надо бы встать и перебраться в постель, если это у него получится. Итак… раз… два… три!

Покачиваясь, он успел доковылять до постели, прежде чем его подкосило вращение комнаты. Перевернувшись на спину, он широко раскинул руки и с глубоким вздохом временно покинул сей злосчастный мир.

К половине восьмого в таверне Ван Ганди жизнь била ключом. Обычно по пятничным вечерам освещаемый лампами, насквозь прокуренный зал этого питейно-обжорного заведения привечал с полудюжины завсегдатаев — как правило, местных любителей почесать языком в теплой компании, подальше от своих жен и детей. Но в эту пятницу общее праздничное настроение — по причине отличной погоды и неминуемого конца Рейчел Ховарт — собрало здесь десятка полтора мужчин, которые шумно общались, порой переходя на крик, жевали солонину и знай прикладывались к емкостям с вином, ромом или сидром. Для особо рисковых клиентов у хозяина таверны имелся кукурузный самогон, гарантирующий их носам нежданное свидание с твердой почвой.

Сам Ван Ганди — краснолицый здоровяк с подстриженной козлиной бородкой и торчащими над черепом редкими пучками пепельных волос — был донельзя воодушевлен таким наплывом посетителей. Посему он взял свою лютню, расположился в центре зала и начал услаждать их слух малопристойными песенками про пышнотелых женушек, похотливых коробейников и дубликаты ключей к поясам верности. Его вдохновенные завывания имели столь большой успех у публики, что заказы на крепкое пойло загремели со всех сторон, а разносившая выпивку кислолицая грымза удостоилась таких сальных взглядов, что могла бы на миг возомнить себя новой Еленой Троянской.