Алан Гатаев - Выбор Блейка

Я рассказал Фрэнку о Дженкинсе и беседе с Эдлером. А еще я рассказал про странное поведение убийцы.

Фрэнк выглядел как хиппи. Глаза его слегка щурились, губы расплывались в улыбке. Он неспешно курил сигарету, и в тот момент мне показалось, что он просто внимательно меня слушает, пытаясь составить для себя какую-то картину.

– Это важное дело, Артур, друг мой, – заключил вдруг Фрэнк. – У меня возникают кое-какие идеи.

Он замолчал и продолжил курить.

– Ты не поделишься своими идеями? – спросил я.

– Выпей пока. На трезвую голову ты такое не поймешь. Давай, хлебни, расслабься. Поговори со мной сначала. Есть вещи, которые нужно воспринимать, опустошив голову полностью.

Я опять не обратил внимания на знаки, которые он посылал мне. Через полчаса молчания «Мери-Лу» взяла свое, и я начал говорить. Мне нужно было говорить.

– Знаешь, Фрэнк, раньше я находил для всего этого оправдание.

– Ты про рутину?

– Да, Фрэнк, именно, – его проницательность произвела на меня впечатление. – Но теперь я уже не вижу смысла. Я истратил все идеи. Сначала я пытался со всеми дружить и понял, что это невозможно. Все вокруг ведь эгоистичные сукины дети. Потом я начал посылать всех к черту, и оказалось, что единственный человек, который соглашается меня слушать, – это бомж. Но главное – это смерть Джессики. Я ведь, правда, виноват в ее смерти. Это не может уложиться у меня в голове. Одно неверное движение – и моей дочери больше нет. Ты это понимаешь?

Я вдруг понял, что кричу во все горло, и у меня текут слезы из глаз.

– Прозвучало очень эпично, – сказал Фрэнк и протянул мне косяк.

После нескольких затяжек у меня запершило в горле. Я откашлялся и смог говорить спокойнее.

– Раньше я чувствовал себя гончей, бегущей за кроликом. Но я уже поймал столько кроликов, что больше не вижу смысла в их ловле. Меньше их не становится, как ни старайся. Вся эта чертова система с ее рекламой недостижимых грез создана для производства кроликов. А самое страшное, что мне больше не для кого их ловить.

– И что, по-твоему, должно произойти в твоей жизни, чтобы ты решил двигаться дальше?

– Не знаю. Кроме того, чтобы получить пулю в голову? – мне пришлось собраться с мыслями, чтобы найти достойный ответ на его вопрос. – Может быть, мне нужны новые секреты, потому что в моей голове их больше не осталось. Но все, что я получаю, – это убийства, между которыми нет логической связи. Это не секрет. Это просто отсутствие возможности заполучить факты.

– Большинство из нас выполняют рутину, – начал Фрэнк. – Из миллиона, возможно, четверо получают шанс вершить историю, спасать мир. Ну а как может быть иначе? Ты только представь, если каждый из нас получит возможность поучаствовать в таком мероприятии. Это сколько же угроз на долю одного мира! Он столько не выдержит!

– Фрэнк, это сейчас было очень сильно. Но ты это к чему?

– К тому, что, возможно, это дело введет тебя в круг избранных. Судьба увидела в тебе того, кто может справиться. Секреты – это важно, дружище. Но ты должен понять свою новую роль и подчиниться ей.

Он говорил о подобных эзотерических вещах крайне убедительно. Хотя именно так, наверное, и должен разговаривать профессор Гарварда по уголовному праву, пусть даже и бывший. Ведь что такое уголовное право, как не чистая эссенция эзотерической мысли.

– Продолжай, – сказал я и хлебнул его чудесного пойла. Я стал получать наслаждение от пьянящего коктейля из дурмана, самоистязания и глубокого полированного дорогим алкоголем баритона Фрэнка.

Внезапно дурман отпустил меня, образовав крохотный коридорчик между сознанием и реальностью. Я сначала почувствовал, а затем и осознал, что нахожусь где-то в канализации. Я уловил теплый запах миллионов разновидностей отходов, сбрасываемых с поверхности. Потом в голове появилась мысль о том, что это действительно парадокс: тухлый запах канализации с триллионом ароматов действовал отрезвляюще подобно свежему монотонному горному ручейку. Воля моя поколебалась. Что выбрать – мерзкую осязаемость реальности или вернуться обратно туда, где было только то, чего хотел я? Что было правильно? И как раз в тот момент, как нестерпимое напряжение от необходимости выбирать стало причинять мне страдания, дурман закрыл коридор, выдернул меня из объятий безысходно конечного мира и швырнул обратно в облако наркотической эйфории. Я посмотрел на Фрэнка. Он был со мной в мире, лишенном забот. Он был его творцом. И я решил быть с ним откровенным.

– Ответь сначала на один вопрос, Фрэнк. И именно сейчас я думаю, что мне действительно необходимо услышать историю твоего падения. Вот он, тот миг, когда я должен узнать, как ты пал, чтобы окончательно понять, где правда.

Фрэнк погрустнел. Он отложил стакан с выпивкой, и я забеспокоился, что обидел его. Лицо Фрэнка совсем потухло, он громко вздохнул, мне показалось, что он даже крякнул пару раз. Я понял, что он хочет рассказать и ему нужно настроиться, поймать правильную интонацию.

– Помнишь песню Синатры? – заговорил он вполголоса.

– Какую именно?

– Какую-нибудь.

– Да, конечно. Незнакомцы в ночи и так далее.

– Ладно, подойдет. Это была моя жизнь. Все было понятно и ладно, как в песнях Синатры. Я был небожителем. Рутина моей жизни была приятной – приемы, вечеринки, некоторая доля обожания. Я мог стоять в окружении людей, говорить, что думаю, и меня слушали. Ты понимаешь, что это значит, да?

– Что?

– Некоторые назвали бы счастьем именно то, когда люди слушают тебя.

– Никогда об этом не думал, – признался я.

– Да, в те времена в моей жизни вообще было много разновидностей счастья. Внимание женщин, деньги и прочее, прочее. В конце концов, даже буква закона подчинилась моей воле. Судьи и адвокаты в очередь выстраивались ко мне за советом. Большинство бы назвало это не просто счастьем, а успехом. Но, как ты говоришь, в моей жизни не осталось тайн и кроликов. Я поймал их всех. Стоило пушистому сукиному сыну появиться на горизонте, как я бросался на него, как кубинец на девственницу, заворачивающую табак своей грудью. Тайна, с которой началось мое падение, разумеется, была в женщине. Женщина, которая разбудила во мне незнакомое чувство. Я подумал, что, может быть, в жизни есть что-то, кроме власти и достатка. Ты понимаешь, о чем я? Все то, что показывают по телевизору и в кино. Но все идет хорошо, пока ты остаешься конченой мразью и плюешь на мораль, честь и так далее. Или играешь по правилам, называй как хочешь. Просто закрываешь забрало и делаешь, что душе угодно. Вот истинный путь к успеху, друг мой. А возвышенные чувства не терпят подобного отношения. Нужно выбирать – или оставаться мразью, или начинать жить по совести. В общем, у меня появилась куча вопросов, ответов на которые я не знал. Теперь же я знаю ответ на все вопросы.