Мария Толмачёва - Вирус

– Ау! – крикнула Лили ей прямо в лицо, – Тумба, вам слово! – капелька слюны брызнула женщине на щёку. Та оттёрла его пухлым пальцем, напоминавшим сардельку, насупила брови и выдала артиллерию высококлассных аргументов:

– Хабалка! Хамло! Куда родители только смотрят! Вот я своих детей воспитываю!.. – и многое другое в том же духе.

Теперь рука Лилии упала на рот женщины:

– Помолчите, а. Значит так. Тут всё общее. А значит, есть каждому понемногу. Это, – она потрясла бутылкой в руке, обрызгав Влада, – моя дневная норма воды. Я её выпью. Это моё право.

Она убрала руку в карман и ушла, оставив замерших от удивления стоять на своих местах.

– Вот же…

– Заткнитесь, пожалуйста, – Влад отодвинул женщину с прохода и сиганул за скрывшейся девушкой.

Она так её больше и не увидел. Через пару часов она села в машину матери, стоявшую у входа в больницу, и уехала.

– На море, – сказала она вслух, вставляя ключ зажигания.

Миша сидел за столом на кухне. Напротив – мама. Высокая, стройная, глупая домохозяйка. Идеал женщины, по мнению многих мужчин. Сын ничем не походил на мать, также как и на отца. Она пила утренний кофе, отставив мизинец в сторону. Миша был не сильно придирчив, но таких пошлостей, как утренний кофе, отставленный мизинец и другие раздражающие вещи, которые делала его мать, он терпеть не мог чуть ли не с рождения. Поэтому мальчик поморщился и встал из-за стола вместе с тарелкой каши.

Мама даже не заметила. Он доел в своей комнате, сел за чтение.

– Михаил! – раздался женский голос, оглушил всех соседей, – Михаи-и-ил!

Через несколько секунд он уже стоял перед ней. Мать всё ещё пила кофе из маленькой фарфоровой кружечки с позолоченными краешками. Женщина поправила халат, встала с высокого стула и направилась к выходу, прошла мимо сына.

– Ты меня, кажется, звала? – спросил Миша. Мама остановилась, но молчала.

Есть такие женщины, которые опускают самооценку всех окружающих одним взглядом. Причем совершенно не важно, куда они смотрят. Она была такой.

– Хорошо, я уберусь, – пролепетал пухленький мальчишка и принялся начищать посуду, составленную горкой в мраморной раковине. Иногда неловким движением он стучал одной тарелкой о другую. Очень старался.

Женщина вышла с кухни и прошла в гостиную. Через пару секунд раздался писк телевизионных звёзд, которые снова скандалили. Мать заливалась смехом.

Что нужно, чтобы понять, что тебя не любят?

Признание?

Унижения?

Отсутствие внимания?

Или, может, нехватка понимания?

Мише хватило одной кружки. Его кружки. Мама собрала всю грязную посуду: отца, четырёх сестёр, но оставила Мишину кружку, из которой он пил чай за завтраком.

Может быть, она просто не заметила её. Может быть, ей показалось, что там ещё остался чай, и сын придёт допить его.

Но ребёнок увидел ситуацию иначе.

Он взялся дутой ручкой за кружку. И в ту же секунду внутри – словно что-то лопнуло.

– Она меня не любит, – раздавалось в голове снова и снова.

Слёзы брызнули из глаз.

Почему такие мысли навевает забытая кружка?

Кто знает. Может, он ассоциировал себя с оставленным мамой предметом; может, он просто перестал чувствовать себя частью их семейного сервиза; а может, просто так совпало, что именно в этот момент он вспомнил все обиды, которые причиняла ему семья.

Наверное, это было известно только ему одному.

Дима мчался по нескончаемой дороге. Под ногами серел бесконечный асфальт. За ним кто-то гнался. Он не видел, но был более чем уверен.

– Стой! – кричал знакомый голос, – Я должен выполнить обещание.

Ещё один человек слова.

Теперь Дима был уверен ещё и в том, что он знает преследователя.

Парень бежал из всех сил от своего старшего брата, ноги отнимались, он чувствовал, что теряет скорость.

Вдруг что-то больно ударило в спину. Дима пытался посмотреть на бегу, что так больно колет в спине. Вдруг он понял, что никто теперь не гнался за ним. Остановка. Рука ощупывает собственную спину, неудобно изогнувшись. Что-то деревянное. Он потянул со всей силы. Стало больнее. Крик. В руке топор.

День 7.

Дима вскочил с расстеленной на земле толстовки, служившей ночью чем-то вроде наволочки. Широко открытые глаза, внутри – испуг. Суматошно смотрит в стороны, истерично шарит рукой по спине.

Лили уронила кусок мяса, насаженный на палку, в костёр и подползла к парню:

– Ты чего? – она обхватила его лицо двумя руками, – Дыши.

Всё плыло в тумане. Он не слышал слов, но видел улыбающуюся девушку.

Её губы выводили «дыши», и он послушно исполнял приказание.

– Кошмары? – спросила она. Дима закивал головой. Миша подполз и сел рядом:

– У меня тоже. И у неё.

Он держал палку, которую уронила девушка. На мясо налипли угольки. Пепел приставал к коже, дым – в глаза. К губам прилипла Лили.

Паника не отпускала, сковывал страх. Ощущение погони засело где-то внутри, в груди что-то ёкало.

– Ну всё, всё, дурачок, – Лили села напротив и заправила волосы за уши. Ушки у неё были не маленькие и не большие, в самый раз. Пряди растрепались и торчали в разные стороны. Кое-где были мятыми или закрученными. Выглядело немного неаккуратно, но очень естественно и романтично. На щеке ещё оставался след от руки, которую она подкладывала под голову во сне.

Дима глубоко дышал, но успокоиться не мог.

– Ладно, – сказал он, натягивая на собранные в кулаки пальцы рукава толстовки, – хватит со мной возиться, как с маленьким.

– Это называется забота, – подсказала Лили, поднимаясь на ноги. Она выхватила импровизированный шампур из рук Миши и скомандовала готовиться к завтраку. Она разрезала перочинным ножиком мясо на небольшие куски и уложила их на обрывки салфеток.

– Мясо на завтрак, – декламировал светловолосый парень, – мы как пещерные люди. Вот если бы мы были в Поселении…

– Где-где? – Лили чуть не подавилась, смеялась и кашляла одновременно, – Только не говори, что ты туда идёшь.

– Почему ты так настроена? Поселение – прекрасное место, там…

– Вы найдёте всё, что нужно для жизни в апокалипсис, – продолжила девушка. Она протёрла рот салфеткой, та испачкалась жиром и полетела куда-то в траву, – Это всем рассказывают. Там сдохнуть можно! Столько людей…

Дима не ел и не разговаривал. Он и так был очень тихим, но сейчас – как-то особенно.

Миша отстаивал свою точку зрения:

– Там предоставляют и еду, и воду,..

– И гадкую компанию! – продолжала парировать Лили, отложив остывающий кусок мяса, – Да пойми, что там невозможно жить. Лучше скитаться по умирающей России и умереть от какого-нибудь заражения, чем провести всю жизнь в таком гиблом месте, – она снова откусила кусок мяса и посмотрела на молчаливого спутника, – Кстати, что там с заражением? Как твоя нога?