Эд Макбейн - Крутой детектив США. Выпуск 1

— Здравствуйте, мисс Форрест, — сказал Карелла, улыбаясь. — Заходите, заходите.

Он открыл дверь и провел девушку в свой рабочий кабинет. На ней был белый джемпер и темно-серая юбка, — длинные волосы цвета конопли были стянуты на затылке в конский хвост. Она положила книги и тетради на стол, села, закинув ногу на ногу, и натянула юбку на колени.

— Хотите кофе? — спросил Карелла.

— А можно?

— Конечно. Мисколо! — крикнул он. — Принесешь два кофе?

Из глубины секретарской с другого конца коридора до них донесся голос Мисколо:

— Сейчас!

Карелла улыбнулся девушке:

— Чем могу служить, мисс Форрест?

— Меня почти все зовут Синди, — ответила она.

— Хорошо, пусть будет Синди. Итак, Синди?

— Дело в том… Папу похоронили в субботу, вы знаете?

— Да, я знаю.

— Я прочитала в газетах, что еще одного человека убили. Как вы думаете, это тот же самый?

— Мы не знаем.

— У вас еще нет никакой версии?

— Мы ищем.

— Я спросила моего преподавателя психологии. Видите ли, я посещаю педагогические курсы. Я у него спросила, что он думает об этих убийствах, — сказала Синди, на секунду замолчала, потом снова заговорила: — Это ведь убийца-снайпер, не так ли?

— Может быть. Так что же вам сказал ваш преподаватель психологии?

— Что он не так много знает о снайперах и даже не знает, изучали ли их вообще. Но у него есть несколько собственных соображений по этому поводу.

— Да? И каких же?

— Он считает, что снайперы очень похожи на любителей подглядывать.

— Да что вы?

— Да. Он сказал, что их динамические схемы почти идентичны.

— Как это — «динамические схемы»?

— Реакция на увиденный в детстве акт грехопадения.

— Акт грехопадения?

— Да.

— А что это такое? — наивно спросил Карелла.

Не моргнув глазом Синди ответила:

— Сексуальные отношения между родителями.

— А!

— Мой преподаватель говорит, что подглядывают все дети, но стараются притвориться, что не смотрят. Снайпер — носитель видимого символа: обычно он пользуется оптическим прицелом, он смотрит, оставаясь невидимым, действует и не попадается.

— Понятно, — произнес Карелла.

— Мой преподаватель говорит, что такой человек действует в основном под сильным импульсом сексуальной агрессивности. Его поступок дает ему сексуальный стимул и даже сексуальное удовлетворение. — Синди посмотрела на Кареллу огромными голубыми глазами — детскими и наивными. — Что вы об этом думаете?

— Я? Не знаю.

— Разве у вас нет психологов? — спросила Синди.

— Есть один.

— Так почему вы не спросите у него, что он обо всем этом думает?

— Все это хорошо для телевидения.

— Значит, я ошибалась, думая, что современная полиция хочет докопаться до психологических мотивов, побуждающих преступников к действию. Мои соображения…

— Бросьте, — сказал Карелла. — Вы слишком юны и милы, чтобы обижаться на старого дурня полицейского.

— Я не юная и не милая, а вы не дурень, — возразила Синди.

— Вам девятнадцать лет…

— В июне будет двадцать.

— И почему же вы не милая?

— Потому что я слишком много видела и слышала.

— Что, например?

— Ничего, — сухо ответила она.

— Но мне интересно, Синди.

Синди собрала свои книги и прижала их к груди.

— Мистер Карелла, не забывайте, что мы живем не во времена королевы Виктории.

— Постараюсь. Но, может быть, вы все-таки объясните, что вы хотели всем этим сказать?

— Я хотела сказать, что в наши дни большинство семнадцатилетних уже видели и слышали все, что можно видеть и слышать.

— Ну и скучно же им, должно быть, — сказал Карелла. — А что вы делаете, когда вам исполняется восемнадцать или девятнадцать?

— В девятнадцать, — ледяным тоном ответила Синди, — вы идете к полицейскому, который объявил вам о смерти вашего отца, в надежде рассказать ему кое о чем, чего он, может быть, не знает и что могло бы ему помочь. И вот тогда, как это всегда бывает с так называемыми взрослыми, вы осознаете, что вас даже не слушают. Это разочаровывает.

— Сядьте, Синди. Что вы хотите мне рассказать о снайпере? Если, конечно, это был снайпер.

— Тот, кто стреляет в людей с крыши, может быть только снайпером.

— Необязательно.

— Он убил уже двоих одним способом!

— Если это он их убил…

— В газетах пишут, что патроны были одинаковые.

— Это может означать очень многое, а может и совершенно не иметь смысла.

— Нет, серьезно, не будете же вы меня убеждать, что верите в простое совпадение?

— Я лишь могу вам сказать, что мы рассматриваем все варианты. Сядьте, прошу вас, у меня от вас голова кружится.

Синди резко села и снова бросила книги на стол. Хотя она и была девятнадцатилетней девушкой, которая все видела и слышала, в этот момент она выглядела просто девятнадцатилетней девушкой.

— Хорошо, — сказала Синди. — Допустим, что моего отца и этого человека убил один и тот же тип; допустим, что это действительно снайпер. Тогда, мне кажется, вам следует рассмотреть, не действовал ли он по сексуальным причинам.

— Мы не преминем это сделать.

Синди вскочила и собрала свои книги.

— Вы смеетесь надо мной, инспектор Карелла, — гневно сказала она. — И это мне совсем не нравится!

— Нет же, я вовсе не смеюсь над вами! Я все понял, что вы сказали. Неужели вы думаете, Синди, что мы никогда не имели дела с подобными типами?

— Что?

— Я вас спросил: неужели вы думаете, что полиция никогда не имела дела…

— Ох!

Синди снова села и положила книги на стол.

— Мне и в голову не пришло. Простите меня.

— Да ничего.

— Нет, действительно, простите меня. Конечно. Вы, конечно, должны видеть кучу всякого. Мне так стыдно.

— Во всяком случае, Синди, я рад, что вы пришли поговорить со мной.

— Правда? — быстро спросила она.

— Нам не часто приходится видеть здесь симпатичных и умных ребят, а это оказывает хорошее влияние.

— Хорошая девчонка с соседней улицы, да? — спросила Синди со странной улыбкой. Она встала, пожала Карелле руку, поблагодарила его и ушла.

В женщине, которая брела по Кэлвер-авеню, не было ничего от хорошей девчонки с соседней улицы. Ей был сорок один год — выцветшие светлые волосы, слишком ярко накрашенные губы и щеки. На ней была черная юбка в обтяжку, которую она испачкала рисовой пудрой, когда красилась. Грудь ее, высоко задранную лифчиком, чрезмерно облегал довольно грязный белый пуловер.

В руке у нее была черная кожаная сумочка. Она выглядела совсем как проститутка, и не без оснований…

Денек выдался трудный. Она была проституткой и к тому же пьяницей. Она проснулась в шесть утра. Летучие мыши и крысы вытанцовывали сарабанду в ее грязной меблированной комнате с осыпающимся потолком, а увидев, что в бутылке, стоявшей рядом с кроватью, не осталось ни капли, она быстро оделась, тем более что под одеждой редко носила что-то кроме лифчика, и вышла на улицу. К полудню она набрала денег на бутылку дешевого виски; к часу дня бутылка была пуста. В четыре часа она проснулась, летучие мыши и крысы возобновили свой танец по комнате; бутылка у кровати была пуста. Она надела лифчик, пуловер, черную юбку и черные босоножки на высоком каблуке, напудрилась, ярко намазала губы и слишком ярко нарумянилась. Теперь она ходила взад и вперед по знакомому тротуару, на город мало-помалу спускались сумерки.