Сьюзен Хилл - Опасность тьмы

Он чувствовал себя старым. Сегодняшний день не добавил света в его жизнь. Маленькие кучки костей на черных холодных камнях не выходили у него из головы с самого утра. И, наверное, уже никогда не выйдут.

Он чувствовал, что все вокруг куда-то уходит, как будто смытое приливом, а он остается на берегу совершенно один.

Уже много лет никто не доставлял газеты в Галлам Хауз. Вместо этого в отделение почты в поселке каждое утро приходила посылка с прессой, а потом уже сами граждане, получавшие какие-то периодические издания, могли прийти туда и забрать их. После выхода на пенсию жизнь Ричарда Серрэйлера была жестко и четко структурирована, и поход на почту при любой погоде был неизменным элементом его распорядка. Он отправлялся туда в девять, после ванной и завтрака. Он насмотрелся на слишком многих своих коллег, которые вместе с пенсией уходили в какой-то мутный туман из неразличимого потока дней без определенного смысла и цели. Единственным их упражнением была игра в гольф, которая предшествовала послеобеденному джину в чрезмерных количествах или следовала прямо за ним.

Он подошел к окнам гостиной, выходившим в сад. Крупная ветка розы «Новый рассвет», которая вилась вдоль боковой стены, склонилась под тяжестью собственного веса, ушла вбок от натянутой для нее проволоки и перегородила собой проход. Мэриэл работала в дальнем конце сада — собирала мусор и срезала засохшие цветы.

— Я пошел за газетами. Даже не думай убирать эту ветку самостоятельно.

Она помахала ему.

— Ты меня слышишь?

— Прекрасно, спасибо.

— Я потом принесу для нее топор.

— Хорошо.

Он посмотрел на ее вытянутую спину, когда она наклонилась, чтобы нарвать немного крестовника. На ней все еще был домашний халат и походные зеленые ботинки. Она никогда особо не интересовалась садом в те годы, когда работала в больнице и когда дети были маленькими — он был просто фоном, где дети могли поиграть, а она время от времени спокойно посидеть. Подстригал траву и равнял кусты тогда какой-то человек из поселка. Но после выхода на пенсию у нее внезапно возникла к нему страсть. Сначала она занялась перепланировкой сада и высадкой разнообразных растений, а потом начала проводить там, казалось, каждую свободную минуту, копаясь в нем вне зависимости от сезона. После смерти Марты она начала пропадать там даже чаще.

Они не говорили о Марте и о том признании, которое сделала Мэриэл по поводу смерти их дочери. Тут было не о чем говорить. Но однажды сказанная правда создала между ними разлом, который никто из них не мог преодолеть.

Он немного понаблюдал, как она работает, а потом вышел на улицу, прихватив с собой трость, сделанную на острове Скай, которую он унаследовал от своего отца и которая сопровождала их в пеших прогулках на многие мили на протяжении пятидесяти с лишним лет.

Погода была теплая, небо безоблачным, так что он не торопился. Он хотел подумать. Накануне вечером позвонила Кэт и сообщила, что хочет привести детей на чай. Были какие-то новости. От Саймона они ничего не слышали уже неделю. Мэриэл волновалась. Ричард — нет. Но он хотел, чтобы Саймон остепенился, женился, создал семью, поднялся по карьерной лестнице. Еще он думал о том, что, может быть, стоит еще раз попробовать попросить его вступить в общество масонов и позволить вписать его имя в их списки. В будущем году Ричард станет досточтимым мастером в своей ложе. Присутствие рядом с ним его сына принесет ему удовлетворение. Он позвонит ему позже и пригласит на обед.

Если он и планировал еще как следует все обдумать на обратном пути, то, что он увидел в обеих газетах, отвлекло его от всех размышлений.

Новость об обнаружении детских скелетов в пещерах на побережье Северного Йоркшира была на первых страницах всех газет. Ричард встал посреди сельского магазинчика и начал изучать статьи, тут и там встречая имя Саймона, и припоминать исчезновение юного школьника из Лаффертона, Дэвида Ангуса, сына одного из его бывших коллег по больнице.

Что за человек творил такое? И, удивительно, что за женщина? Психопатка? Наверняка. Израненная душа? Обиженный ребенок, выросший в исковерканного взрослого?

Он знал общепринятую точку зрения, знал мнения, которыми руководствуются профессионалы. Но для него не существовало ни оправданий, ни разумных оснований и объяснений. Это была детоубийца, дурная по своим предустановкам, неисправимая с момента своего рождения. В том, что такие индивиды существовали, он никогда не сомневался. Кто-то там будет стряпать дело против ее родителей, братьев и сестер, опекунов, воспитателей, школьных учителей, бог знает кого еще, и все они будут страдать от невыносимого чувства вины и заниматься самобичеванием до конца своих дней. Но почему? Никто из них этого не делал. Это был дьявол, бродящий по земле и ищущий, кого бы проглотить. Ричард Серрэйлер не был религиозным человеком, но основы его образования и воспитания коренились в Библии. И в такие моменты, как этот, — думал он, все еще читая по пути в Галлам Хауз про горки маленьких костей, — Библия служила ему отличным ориентиром.

Он открыл переднюю дверь. Кофеварка уже должна была работать. Он сможет взять кофейник с собой в сад вместе с газетами.

Но, к своему удивлению, запаха кофе он не почувствовал, а на кухне никого не было.

Ричард подошел к окну.

Сначала он подумал, что она споткнулась о розовую ветку, и быстро выбежал наружу, проклиная себя за то, что не разобрался с ней до того, как ушел за газетами. Но на самом деле она лежала примерно в футе от нее. Она не двигала ветку.

Он наклонился и взял ее руку, а потом пощупал пульс на ее шее. Через несколько секунд он аккуратно ее перевернул. Ее голубые глаза были открыты. Он дотронулся до ее лица пальцами. Ее кожа была мягкой, как замша, и холодной.

Несколько минут Ричард Серрэйлер не отходил от нее и просто сидел на дорожке, держа ее за руку. Он произнес только: «О, дорогая». В саду вокруг него было тепло и тихо. Рядом с ней на дорожке лежал секатор, вместе с плетеной корзиной, полной сорняков, сухих стеблей и завянувших цветов. Дикий голубь монотонно ворковал где-то в глубине остролиста.

В конце концов он пошел в дом и позвонил Иэну МакКею, который был их лечащим врачом на протяжении последних тридцати лет. Потом он позвонил Кэт. У нее шел прием. Нет, сказал он Кэти, он не будет ее отвлекать, но пусть она перезвонит ему, как только сможет.

Саймона не было в участке. Он оставил ему сообщение, и еще одно, посреди австралийской ночи, для Иво. Потом он методично насыпал кофе в кофеварку, налил туда воды и включил, предварительно достав легкий плед из сушилки для белья, чтобы аккуратно накрыть им свою мертвую жену. Он закрыл ей глаза и натянул плед до шеи, оставив открытым лицо, чтобы она лежала на солнце, словно мирно уснувший человек.