Сьюзен Хилл - Чистые сердцем

— Я должен предупредить вас…

— Конечно, должны. Но я все равно намерена продолжать. Я просто больше не могу это выносить… Эту тишину и неизвестность… Я чувствую свое бессилие, и меня это злит.

— И я искренне понимаю эти чувства, поверьте мне.

— Тогда дайте мне попробовать самой разобраться. Я предупредила вас из вежливости. На этом разговор окончен.

— Мы можем поговорить об этом хотя бы до того, как…

— Нет. И мы будем продолжать, пока не отчаемся… или пока не найдем Дэвида. Я должна найти его. В моей жизни больше ничего не важно, нет больше ничего, что я действительно должна делать.

Натан просунул голову в дверь.

— Босс, вы видели газеты?

Саймон взвыл.

— Неси их сюда.

«Мать пропавшего мальчика вынуждена организовать собственные поиски. “Полиция работала небрежно, — говорит миссис Ангус. — Я найду своего мальчика сама”, — клянется разгневанная мать».

Серрэйлер чуть не захлебнулся желчью, пока продирался сквозь эти строки, когда дежурный позвонил ему и сказал, что старший суперинтендант Чапмэн прибыл. Он бросил газеты на стул и побежал вниз. Джим Чапмэн был одним из самых старших его начальников, уже пять лет находился на пенсии и был известен своей дотошностью и упертостью. Он был старшим следователем в двух особо важных и крайне успешных операциях по поиску убийц в Йоркшире и был награжден Королевской полицейской медалью за отвагу. Когда Саймон сказал ему, что он считает привилегией работать с таким человеком, он не соврал. Чапмэн был крупным мужчиной с коротко остриженными, седыми волосами, нависающими веками, певучим йоркширским акцентом и удивительно обходительными манерами.

В ту же секунду, когда дверь кабинета Серрэйлера закрылась за их спинами, он произнес:

— Я хочу, чтобы вы знали, что я выступаю за вас, а не против вас. Я здесь, чтобы помочь, а не чтобы подорвать расследование. Я — дополнение, а не замена.

— Спасибо, я это ценю.

— И, — Чапмэн указал на газеты, — я это читал.

— Я созвал пресс-конференцию в десять часов.

— У вас нет других вариантов. Это всегда становится проблемой. Матери опустошены, они всегда считают, что мы делаем недостаточно, и, конечно, так и есть, никто не может сделать достаточно, только когда находит их маленьких мальчиков. Отец свел счеты с жизнью?

— Да. И я считаю, что это стало для нее последней каплей, — да и чему тут удивляться. Как вы планируете начать, сэр?

— Я Джим. Всегда Джим. Как я сказал, я на вашей стороне. Я хотел бы коротко переговорить с командой, а потом побыстрее закончить с этой пресс-конференцией. Я буду присутствовать, но говорить не буду. Это ваша забота. А когда эти мошенники уйдут, мы примемся за дело. Я прочел большую часть досье по пути домой и прошлым вечером. Расскажите мне об остальных.

И Саймон рассказал, останавливаясь на каждом члене команды в отдельности, рассказывая об их жизни, личности и индивидуальных сильных сторонах. Старший суперинтендант внимательно слушал, ничего не говорил и не записывал.

— И никаких слабых звеньев?

— Нет. У нас лучшая команда, которую только можно найти… Сейчас они немного деморализованы, но все равно работают на износ.

— Никто не заболел?

— Нет.

— Никаких срывов?

— Не больше, чем можно было бы ожидать.

— Да уж, такие расследования из тебя всю душу вытягивают. Они бы лучше под пули пошли. Как и все мы.

— Вы хотите поговорить с миссис Ангус?

— Может быть. Но не сейчас. Где у вас столовая?

— Я попрошу вам что-нибудь принести, у нас есть…

Но старший суперинтендант уже поднялся на ноги.

— Мне не нужно особое обращение, — сказал он, выходя из кабинета. — Вниз или наверх?

— Вниз, — Серрэйлер быстро последовал за ним по коридору.

Пресс-конференция оказалась не из приятных. Из-за интервью Мэрилин Ангус по телевизору они все будто с ума посходили. Даже местные репортеры, которые обычно скорее помогали, задавали агрессивные вопросы, соперничая с серьезными ребятами с телевидения и из национальной прессы во враждебности. Они требовали действий, они требовали ответов, они настаивали на подробностях. Серрэйлер каждый раз парировал их удары. Ему всегда нравился элемент борьбы, и он всегда оставался в своем образе холодного, сочувствующего, но ни в коем случае не обороняющегося человека. В толпе собравшихся звучали недовольное ворчание и ропот, но в итоге они ушли немного присмиревшие.

— Доброе утро, я Джим Чапмэн. Да, сегодня с утра вам досталось на орехи, не говоря уже о вчерашнем интервью. Я хочу сказать вам, что тут мы с вами в одной лодке. Я тут не для того, чтобы вас размазать, разорвать на кусочки или подставить. Я здесь, чтобы посмотреть на дело Дэвида Ангуса незамыленным глазом. Я не сомневаюсь, что вы работали на пределе, — что никто не отлынивал, все отдавались на 110 процентов. Я буду за всем наблюдать, изучать материалы, результаты экспертиз, показания, базу данных — и я хочу поговорить с каждым из вас. Но в этом не будет ничего секретного или закрытого — я не собираюсь действовать за спиной вашего старшего следователя. Так. Я хочу начать вот с этого, квадратноголового, будем идти шажок за шажочком, минута за минутой. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете сами. Я хочу услышать ваши мысли и ваши подозрения — все. Не думайте, что над какими-то вашими словами посмеются или пропустят что-то мимо ушей. Я ничего не пропущу мимо ушей. Этим утром я хочу получить представление о том, как каждый из вас в этой команде видит для себя дело. Расскажите мне о ваших идеях, о ваших сценариях. Натан, верно? Давай, парень, начнем с тебя.

Комната затихла. Натан почесал свою волосатую руку и какое-то время сидел, глядя в стол. Потом он сказал:

— Ну, прежде всего, мы ищем тело. Парень мертв. Это наверняка.

Он подождал, но Чапмэн ничего не сказал.

— Я все еще думаю насчет семьи, если быть честным. Почему отец убил себя? Только ли из-за того, что не мог больше жить на этом свете без мальчика? Я знаю, что его алиби на момент исчезновения ребенка железное, но родители часто и есть убийцы, и мне просто кажется, что есть что-то в их семейной истории, что мы упустили. Правда, я не знаю, что.

— Это все?

— Ну да, пока что… Вы хотели мой взгляд.

— Да. Хорошо. Кто-нибудь еще разделяет мнение Натана на этот счет?

Констебль Клэр Лиском тут же сказала:

— Да, я. Не знаю насчет отца, но мать… Она ведет себя очень странно, даже с учетом того, через что ей пришлось пройти. Она настроена к нам враждебно, она явно препятствует нашей деятельности… У нее есть второй ребенок — дочь, Люси, — но ее как будто бы вообще не существует… Я тоже думаю, не стоит ли вновь взглянуть на всех членов семьи по отдельности. Ищите дома, а не где-то еще.