Василий Добрынин - Что такое ППС? (Хроника смутного времени)

— Та-ак… — взял себя в руки, и улыбнулся почти, подполковник Птицын, — Когда будет сто процентов?

— Минут через двадцать — ответил динамик.

— Что, этот шофер наколдует?

— Ну, да…

Ротный выключил связь.

— Юрий Юрич! — качал головой Медведенко, — А я говорил, в первый день говорил: хлебнем мы чудес! Опера — там нормальных нет…

— Давай о другом! Два процента не так уже много, а он не болтлив.

— Так вот, — продолжал Синебрюх, — «Обшмонают вас там, — говорит, — а вы скажете: знать, мол, не знаем, но если нарушили — вы оформляйте. Понятно? — спросил, — Вы же не виноваты, не бойтесь. А после — сюда. И к ним, ну, мол, к Славику, подойдете. Ясно?» Ну что — с потрохами сидели мы с «Красным» в чужих руках!

А там так и было. Нас досмотрели, нашли валюту. Так и так — задержали. Оформили, как полагается. Мы возвращались, встретились снова и Славик на нас, на троих, отдал по доляшке из тех же, вьетнамских денег. А все остальное, сколько — не знаю — себе. Вьетнамцам мы показали бумагу с таможни, сказали: попались.

— А депутат?

— Когда мы приехали — не было.

— Так и пиши.

— А на прошлой неделе, — поднял Синебрюх и куснул авторучку, — мы так же решили. Лок согласился, что лучше в Москву. Мы убедили, — сказали, что есть на границе концы.

— Правду сказали, — заметил Потемкин, — есть концы…

— Он поверил, у них теперь денег мало, а очень надо… Славик нас, как положено, остановил. Мы отдали деньги. А Локу, — он: волновался, просил: как чего — звоните! Мы позвонили. А что? Что он мог? Туда сунуться — нет, однозначно! Все, — сказал бы — хана! И не сунулся. Пережил… Не впервой. А он Вам позвонил. А потом позвонил: выезжаем с Потемкиным. Ужас! Мы к Славику: Славик, что делать? Нас уже обыскали, в таможне. Славик туда. «Козлы!» — наорал на меня и «Красного». Да кто знал! В общем, все пришлось сделать в обратку.

— Хорошо, — согласился Потемкин, — Верно. Но это — пока не пиши…

— Почему?

— Нарушаешь порядок. А возле аэропорта?

— А там?... А что там…

Обрыв, где-то в подвздошье, ощутил Синебрюх. Не хотела, не поднималась рука, писать об этом. Страх пригнавший к этой беседе, уже отступил: Потемкин его успокоил. «А не много ли будет?» Из-под бровей, Синебрюх посмотрел на Потемкина: чем ему крыть? Да ведь, кажется, нечем… В живых — только «Красный», но что он, дурак? Торговаться! — решил Синебрюх. Пусть же Потемкин, хоть раз, утрется.

Близкую ненависть ощутил Синебрюх. А Потемкин — с чистенькой, светлой душой, расхаживал, или курил за соседним столом. Спокойно и с удовольствием, просто…

«Слоняра! — подумал о нем Синебрюх, — Ты уши развесил. Ты очень легко свое получаешь! Даром. На блюдечке, — от меня, — с голубой каемкой! А я? Да плевать! А я приговор: самому себе и своей рукой, под диктовку, пишу! И тебе наплевать, тебе этого мало?»

Он готов был… хотел…

— Я знаю, — сказал Потемкин.

Синебрюх поднял остывающий взгляд.

— Ты сейчас ненавидишь всех. Потому что всем лучше, им хорошо, и мне — тоже, а ты — в одиночку тонешь. Причем — в дерьме. Но ты забываешь, что всех обманул и объехал, сначала, — ты! И хорошо ты поехал: вспомни 4 ноября! Никого не позвал! На автобусе, на который тебе же, друзья собирали деньги. Ты лучше меня, сам об этом сказал: «Нож в спину»! Не так ли? Ты просто не знал, что приедешь в болото. Но вот приехал! А прыгать в трясине, лягушки способны, ты — нет. Со мной можешь спокойно поговорить. А не хочешь, я отвернусь, да пойду. Как хочешь...

— Ой, нет…

— Что?

Так и было все, как говорил Потемкин. Да он ведь не видел, что мысль Синебрюха, кусочком хлама, кружилась, плыла, угодив в струю, да наткнулась на камень. «Дурак-дураком! — вспоминал Синебрюх: Потемкин таким был в автобусе, — «А жалко их, а? — «бомбанули»…». Лиса, пес смердящий, — вынюхивал! Мордой круто подлез, — прямо в пятки: «ГАИшников, стало быть, знаете, наперечет? Ну-ну, ни гвоздя Вам, ни жезла!...». Они с «Красным», потом анекдот вспоминали…

Синебрюх кипел. Но сварить, от чего-то, хотелось Потемкина, а не себя! «Мало тебе, пес смердящий? «От пуза» давай! Дай, будь добр, аэропорт? Ты, скотина, подумал, что мне это — пару лет лишних, в зоне? Мало? На блюдечке, видишь, понравилось: Ваня, давай, подавай!».

Понимал он, что в этом, паршивеньком, да сильно уж «денежном» эпизоде, вполне можно выйти сухим.

— Я-то забуду, — услышал он вдруг, — и тебя, и вообще этот день. А вот ты… — покачал головой, и был прав, Потемкин, — Ты — нет! Но только не потому, что сегодня «попал!». Потому, что сегодня тебе повезло больше всех! Ты же думал пожить еще, правда? Подольше. А крест на тебе был поставлен! Славик тебя обогнал случайно. Дорогой туда— я имею в виду! — Потемкин рукой показал на небо. — Ты мысль ловишь?

Не уловил Синебрюх.

— Сегодня со Славиком, кто был, — напарник?

— Нет, Виталик. Напарника не было. Кинули.

— Как?

— Мутное дело. Славик три дня психовал. Мы же деньги в руках держали. А Вы…

— Я полчаса, без учета дороги, вам дал, чтобы вы подержали, всплакнули над ними, и на таможню слетать успели. Что, мало?

— Как раз угадали! В общем, может быть, у него сейчас денег мало, или очень нужны, но решили они вдвоем, сами, с Виталиком. Тот потом бы узнал, — напарник — ну так и что? Шум поднял? Муть это все, — не поднял, проглотил бы и сел, голым задом! Да Вы не поймете.

— Пойму. Теперь ты разберись. Сорок вы там, в первый раз, «наварили»; семьдесят — возле аэропорта, — не спорь, — я знаю! Больше сотки, в общем, своими мозгами, Виталик со Славиком, «наварили». И о вас не забыли. А дальше? А дальше все — исчерпался бизнес! Заходик бы сделать, дай бог, хорошо, — и хватит! Пока слишком плохо не кончилось. Риск — ты теперь это понял! А я перекрыл вам границу. Вы проиграли! Вчера был последний аккорд! Больше бы вы не играли. Уразумел?

Синебрюх не решился спорить.

— А ты вдумайся: Славик меня хотел спать уложить «по-любому!».

— Да, — подтвердил Смнебрюх.

— А что это значит? Не думал? Не догадался? Нет?

«Синий» не понимал.

— На кладбище ленточки не приходилось читать: «Спи, дорогой, спокойно»?

— Вы что? — побледнел Синебрюх.

— Доходит? А ты вот, Иван Петрович… Подельник бывший, свидетель опасный, — ты был им нужен?

— Ни фига себе!

— А «Красный»?

— Боже…

— Не слышу?

— Я сказал: боже…

— Я про аэропорт не слышу!

— Виталик там был, в салоне. Он деньги собрал, документы. И с ним его друг, из деревни, я понял: наверное, кум. Никогда его больше не видел. А останавливал Славик. Вьетнамцы, — мы так подумали, — все равно его не разглядят.

— А Виталик что, в гриме был?

— Ой, зачем? Он не боялся. Вообще не боялся! Потом, если кто-то и показал на него — не поверил никто бы.

— Чего так?

— Да он же у этого — знаете Вы — депутат, у Лахновского?