Фрэнк Робинсон - Американский рубикон

«Сколько же миллиардов иностранных нефтедолларов всего инвестировано в США? — подумал Уитмен. — Их, наверно, хватит, чтобы обанкротился не один десяток шейхов».

Президент посмотрел на Бертона и спокойно добавил:

— Я имею в виду, в частности, те корпорации, в которых американские граждане составляют меньшинство держателей акций, управляющих и потребителей.

Он сел, наблюдая за тем, как Бертон опускается в свое кресло. Лица большинства присутствующих посерели. И вновь все как-то очень остро ощутили присутствие в зале агентов ФБР.

— Мы ведем речь о прекращении финансовой поддержки губернатора Винсента Де Янга — как открытой, так и тайной.

Уитмен взглянул на сидевшего рядом и слегка улыбавшегося Ливонаса. Все прошло даже лучше, чем предполагал Ливонас.

— Я верю, что все вы, господа, являетесь патриотами Соединенных Штатов Америки и будете сотрудничать с нами. Я предлагаю объявить перерыв на один час, затем собраться вновь и детально обсудить дальнейшие мероприятия с представителями министерств энергетики, торговли и финансов.

Затем, как бы в дополнение к сказанному, он добавил:

— Я искренне надеюсь, что не ошибаюсь насчет вашего стремления оказать нам содействие.

В голосе президента прозвучала явная угроза.

Ливонас внимательно наблюдал как Хартвелл, удобно расположившийся в кресле за рабочим столом Манни Кьюдахи, поправляет галстук и приглаживает волосы. «Мне не в чем обвинить Хартвелла, — напомнил себе Ливонас. — До вчерашнего вечера Саундерсу так и не удалось ничего о нем разузнать. А Уитмен уже недвусмысленно дал мне понять: Хартвелл должен быть утвержден как можно быстрее».

— Ну что ж, Эндрю, видимо, мы быстро закруглимся.

Хартвелл посмотрел на часы.

— Кстати, Боб на днях рассказал мне о состоянии своего здоровья.

Он задумчиво покачал головой и пробормотал:

— Неважное, чертовски неважное. Я не знал об этом раньше.

«Как же, не знал», — подумал Ливонас, затем добавил вслух:

— Я полагаю, что врачи преувеличивают. Лично я считаю, что сейчас он выглядит лучше, чем несколько месяцев назад.

К сожалению, это была неправда. Президент теперь все дольше отдыхал после обеда, а вчера, перед тем как вылететь из Нью-Йорка, он снова жаловался на здоровье.

Они вот-вот должны были отправиться на заседание комиссии. «У меня остается время лишь для последней попытки», — решил Ливонас.

— Извините, прошу вас подождать меня одну минуту, сенатор. Я лишь позвоню, а потом мы вместе пойдем вниз.

Хартвелл открыл портфель и достал из кармана очки.

— Хорошо, Эндрю. Я как раз просмотрю текст обращения, с которым собираюсь выступить в комиссии.

Ливонас прошел через приемную Кьюдахи в комнату, где работал Фрэн Мерфи, и снял телефонную трубку. После, как ему показалось, бесконечной паузы секретарь Саундерса ответил ему, что директора нет, а телефон в его машине не отвечает.

Повлиять на назначение Хартвелла Ливонас уже не имел никакой возможности. Все, чем он располагал против него, сводилось к личной неприязни, прощальному рукопожатию Хартвелла с Де Янгом и сомнительному рассказу секретаря Элизабет Паккард.

Без особого желания он вернулся в кабинет Кьюдахи. Хартвелл откинулся в рабочем кресле Манни и наблюдал за снежинками, кружившимися за окном.

— Все готово, сенатор.

— Да, конечно.

Хартвелл засунул бумаги обратно в портфель и поднялся с кресла.

— Мне бы следовало сказать вам об этом раньше, Эндрю. Я бы хотел работать вместе с вами. Если случится несчастье и произойдет худшее, я рассчитываю на вас, на то, что вы останетесь в нашей команде. Я знаю, как Боб полагается на вас, и уверен, что и мне тоже без вас не обойтись.

Ливонас от удивления даже остановился. Ну, хорош гусь, действительно хорош. Хартвелл говорил так убежденно, будто в самом деле желал этого. На какое-то мгновение Энди заколебался, но взял себя в руки. Как-то однажды Уитмен рассказывал об одном сенаторе, который, как выяснилось позже, оказался мошенником. Так об этом сенаторе худого слова нельзя было сказать, разве что, как и Хартвелл, он вызывал к себе безотчетную антипатию.

В одном Ливонас был уверен точно: если что-нибудь и случится с Бобом, он никогда не станет работать на Хартвелла.

— Я не думаю, что нам следует беспокоиться об этом в обозримом будущем, сенатор, — спокойно заметил Ливонас.

Он открыл дверь, пропуская Хартвелла.

— Мне кажется, вы и Винс Де Янг были раньше добрыми друзьями.

Хартвелл быстро отреагировал на его выпад.

— Я не уверен, что слово «друзья» подходит для данного случая. Я знаю Де Янга как политика — мы вместе работали в двух правительственных комиссиях. Кажется, мы даже составляли проект доклада об использовании водных ресурсов страны, точнее говоря, проект составляли наши помощники.

Ливонас не удержался и сказал:

— Вероятно, было приятно возобновить ваше знакомство на приеме у Элизабет Паккард.

В тот же момент он пожалел о сказанном. Хартвелл пронзил его взглядом и остановился посреди коридора.

— Если вас что-то не устраивает, Эндрю, то, мне кажется, с этим лучше сразу же разобраться.

«Мне следовало бы улыбнуться и извиниться, — подумал Ливонас, — однако я этого делать не стану».

— Я не знаю, что вы из себя действительно представляете, сенатор, — холодно заметил он.

Хартвелл прочел его мысли и покраснел. Понизив голос, он жестко произнес:

— Не принимайте меня за дурачка, Ливонас. Я в курсе того, чем вы занимаетесь последние сутки. Я прекрасно знаю, что вы пытались оттянуть слушания и что именно благодаря вам агенты ФБР рыскают вокруг моего дома и выспрашивают обо мне у соседей. Вы превысили свои полномочия, и я намерен довести все до сведения президента. Если это борьба за власть, то вы, Ливонас, не выйдете из нее победителем.

Ливонас с презрением отвернулся в сторону.

— Нам не следует заставлять комиссию ждать нас, сенатор.

Они подошли к лифту и молча спустились вниз.

Как только двери лифта открылись, Ливонаса ослепили вспышки. В окружении репортеров они стали медленно пробираться ко входу в зал заседаний. Вслед за ними в зал направились журналисты, телеоператоры и полицейские из охраны Капитолия.

Кто-то выкрикнул: «Ливонас!», но он не отреагировал. Ему сейчас совсем не хотелось беседовать с прессой, поскольку он был уверен в том, что кое-кто из журналистов догадывался о его отношении к Хартвеллу. Его дернули за рукав, и он рассерженно обернулся. Это оказался агент, которому Саундерс поручил расследование по делу Хартвелла.

— Извините, господин Ливонас. Директор Саундерс хочет переговорить с вами.