Кэролайн Грэм - Смерть лицедея

— Ладно, мои дорогие! — воскликнул он, всходя по ступеням. — У нас сложилась спорная ситуация, и я предлагаю обсудить ее вместе, прежде чем я предложу одно из собственных решений, которых у меня, как известно, несметное множество.

Тишина.

— Ведь никто не скажет, что я не открыт для новых идей, вне зависимости, откуда они исходят.

Тишина стала необычайно глухой и безжизненной, словно ее огрели бейсбольной битой.

— Николас? Кажется, ты готов что-то предложить?

— Он всегда готов, — сказал Эйвери.

— Ну что же… — сказал Николас. — По-моему, сцена выйдет не менее впечатляющей, если Сальери будет стоять спиной к публике. Один экспансивный жест… — Он поднялся на ноги, чтобы показать, как это должно выглядеть. — Примерно так…

— Я не согласен, — взвился Эсслин. — Ты просто хочешь погубить мою роль. Неужели ты думаешь, что я сыграю самый волнующий эпизод за всю мою карьеру, стоя спиной к залу?

— За какую карьеру?

— Конечно, всем известно, что ты завидуешь…

— Я? Завидую? Тебе? — Николас зашипел, словно сало на сковороде, ибо это утверждение было довольно справедливым. — Ха!

— На твоем месте я бы поскорее залез обратно в свое болото, Николас, — хохотнул кто-то из Вентичелли. — И квакал бы уже оттуда.

— Да, — согласился его брат. — В Гримпенскую трясину.

— Идите к черту! — огрызнулся Николас. — Не хватало мне выслушивать, что говорят эти два никчемных прихлебателя.

— Тише, тише! — просиял Гарольд. Он обожал, когда его актеры показывали свой темперамент, ибо по недомыслию полагал, будто в этом признак истинного таланта. — И правда, Эсслин, ведь это будет выглядеть довольно эффектно…

— И слышать об этом не желаю, Гарольд.

Все подскочили от удивления. Столкновений между главным режиссером ЛТОК и ведущим актером еще не происходило. Гарольд давал указания Эсслину. Эсслин поступал по-своему. Гарольд смотрел на его непокладистость сквозь пальцы. Так было всегда. Теперь все взгляды были прикованы к Гарольду в ожидании, что он предпримет. И там было на что посмотреть. По его раскрасневшемуся лицу пробегали самые разнообразные эмоции. Удивление, возмущение, ярость и, наконец (после долгой борьбы), покорность судьбе.

— Очевидно, — начал он, собираясь сказать что-то совершенно невероятное, — я никогда не сумею заставить актера выполнить то, что полностью чуждо его исполнительской манере. Это просто будет выглядеть вымученно и неубедительно. — И быстро закончил: — У кого-нибудь есть еще идеи?

— Так что в итоге с этими штуковинами для поддельной крови? — спросила Роза. — О которых мы говорили раньше.

— Ничего не получается. Вернее, — решил свести счеты Гарольд, — у Эсслина ничего не получается.

— С первого раза и не может получиться, — возразил Эсслин. — Нужно попрактиковаться, а это невозможно, когда вы постоянно орете мне в лицо: «Molto costoso!»

— Тогда тебе надо притвориться, будто ты истекаешь кровью, — сказала Роза, приторно улыбаясь. — Уверена, если это получается у других, получится и у тебя.

— Да уж! — сказала Китти, удрученно переглянувшись с мужем. Этот взгляд выражал не только мнение, что Роза завидует нынешнему счастью бывшего мужа, но и предположение, что у нее не все в порядке с головой.

Помощник режиссера откашлялась.

— Послушаем оракула, — прошептал Клайв Эверард.

— Считайте, проблема уже решена, — поддакнул его брат.

— Может быть, — нерешительно начала Дирдре, — наклеим на лезвие прозрачную ленту? Думаю, заметно не будет.

Последовала пауза, потом Гарольд издал глубокий вздох.

— Наконец-то. — Он насмешливо и укоризненно кивнул. — А я все думал, кто первым это предложит. Лента у тебя при себе, Дирдре?

— Ну да…

Она осторожно взяла бритву, лежавшую на подносе у Дэвида, за ручку и перенесла к себе на стол. Открыла хозяйственную сумку. Оттуда выкатилась клейкая лента, а следом — бутылка молока. Дирдре вовремя подхватила молоко, села у настольной лампы, взяла ленту и принялась на ощупь выискивать ее кончик. Наконец отрезала от ленты полоску и приложила ее к лезвию бритвы. Полоска оказалась слишком короткой (надо было отмерить, прежде чем отрезать) и слишком узкой, чтобы полностью покрыть лезвие. Она замешкалась, раздумывая, отклеить ли эту полоску, прежде чем попробовать снова, и решила лишний раз не дотрагиваться до блестящего лезвия. При одной мысли об этом ее руки начали потеть. Она почувствовала жар и волнение, ей казалось, будто все наблюдают за ней, подняла голову и обнаружила, что так оно и есть.

— Это дело небыстрое, — весело объявила она. Кончик опять приклеился к ленте, и Дирдре снова принялась его выискивать. — Тише едешь, дальше будешь.

— Я давно поняла, — ответила Роза, — что кончик ленты следует загибать.

— Отличная идея, — огрызнулась Дирдре. — Я непременно это запомню.

Твердо взяв бритву, она приклеила ленту к ручке и принялась постепенно обматывать лезвие, пока не обмотала его полностью. Потом обрезала ленту. Результат был ужасающий. Лента покрывала лезвие неровным слоем, который в нескольких местах был в два или три раза толще, чем в других, и все это было прекрасно видно из партера их крошечного театра. «Боже мой, — подумала Дирдре, — что делать?» Мысль о том, что нужно отклеивать ленту, ее ужасала. Даже если предположить, что она сумеет отыскать ее конец.

— В чем проблема, Дирдре? — Дэвид Смай отложил поднос в сторону и плюхнулся на позолоченное креслице.

— Ничего не получается. — Дирдре зажмурилась под толстыми стеклами своих очков. — Я столько провозилась, а теперь боюсь даже прикасаться к ней, чтобы не порезаться.

— Дай посмотреть.

— Будь осторожен. — Дирдре протянула ему бритву.

— Есть ножницы? Нет, поменьше.

Дирдре помотала головой, Дэвид достал швейцарский армейский нож и раскрыл маленькие ножнички. Дирдре наблюдала за его смуглыми пальцами, увенчанными опрятными короткими ногтями с ослепительно-белыми полукружьями. Он обращался с вещами аккуратно, почти грациозно, без всякой суетливости. Пара движений ножницами — и лента была снята. Дирдре отмотала еще. Дэвид приложил ленту к лезвию, отрезал две полоски и при помощи Дирдре, которая держала бритву за ручку, аккуратно приклеил полоски к лезвию, сначала к одной стороне, потом к другой. Затем резко провел бритвой по суфлерскому экземпляру пьесы. И разрезал его надвое.

— Вот как нужно.

— Дэвид. Не говори этого. Даже в шутку. Надо наклеить еще ленты.

— Если ты настаиваешь, — он ободряюще улыбнулся. — Я просто пошутил.

— Надеюсь, что это так, — она нервно улыбнулась ему в ответ.

Дэвид наклеил на лезвие еще ленты и провел им по бумаге, на этот раз оставив лишь неглубокую бороздку.