Кэролайн Грэм - Смерть лицедея

Настала тишина. Роза нерешительно подняла глаза. Китти опустила голову и прикрыла лицо руками. Она издала негромкий звук, жалобный стон, и ее плечи задрожали. При этом Роза, которая была человеком по сути своей добросердечным, испытала невольный порыв сострадания. Какой черствой, какой бесчувственной была она, предполагая, только лишь потому, что Китти не проявляла свою скорбь прилюдно, будто ее не тронула внезапная и страшная гибель Эсслина. Теперь, видя, как отчаянно вздрагивают худенькие плечи, Роза отодвинула стул и, несуразно протянув руки, робко и неуклюже поднялась, чтобы успокоить плачущую девушку. Но Китти, отвергнув утешения, подошла к открытой двери, повернулась к Розе спиной и разразилась хриплыми рыданиями и воплями.

Роза приросла к месту и, обессиленная и подавленная, предалась самобичеванию; ей оставалось только дожидаться, умоляюще подняв руки ладонями вверх, пока ее утешение потребуется. Наконец страшные звуки прекратились, и Китти обернулась; ее лицо, залитое слезами, распухло и покраснело, ее плечи все еще подрагивали. И тогда Роза с негодованием и возмущением поняла, что Китти смеялась .

Та покачала головой, словно не веря в нелепость ситуации, потом вытащила из кармана своего пеньюара бумажный платок, вытерла мокрые глаза и бросила его на пол. Ее плечи наконец перестали вздрагивать, дыхание сделалось ровным, она взглянула на Розу, а Роза, все еще огорченная, но, уже исполняясь целительным гневом, взглянула в ответ.

Стало необычайно тихо. Только из крана с тупым и однообразным звуком капала вода. Спустя несколько секунд это неловкое и довольно смехотворное противостояние начало действовать Розе на нервы. Она стояла (хотелось бы сказать, что на своем) и не могла выдавить из себя ни слова. В любом случае она чувствовала, что говорить не в состоянии. Она объяснила, для чего пришла, и тем самым вызвала у Китти приступ буйного веселья. Теперь очередь Китти объяснить свое поведение или положить конец разговору.

Роза через силу заглянула в ее глубокие сапфировые глаза. Веселости там не было и в помине. Ей подумалось, что, если уж на то пошло, веселости не было и в тех сдавленных вскрикиваниях. Они были проникнуты почти что… почти что ликованием . Да! Так и было. В этих звуках слышалось торжество. Как будто Китти, едва наметилась расстановка сил, уже одержала победу. Но из-за чего она ликовала? «Вероятно, — подумала Роза, ощутив укол унижения, — из-за того, что первая жена Эсслина пришла к ней просительницей». Отличная история, чтобы рассказывать в гримерных. Роза словно бы слышала наяву: «Ни за что не догадаетесь. Бедняжка миссис Эрнест Кроули приходила на днях и просила отдать ребенка ей на воспитание. Прямо-таки умоляла. Заводить собственного ей уже поздно. Старая дура».

«Ну ладно, — подумала Роза, — я сама виновата». Представляя себе насмешки Китти, она удивлялась, как ей могла даже на минуту прийти в голову эта нелепая мысль об усыновлении, более того — как она вообще додумалась явиться в этот дом и задать этот вопрос. С дьявольской прямотой Роза вопрошала себя, чего вдруг ей захотелось ребенка в ее-то возрасте? А дорогой Эрнест, который вырастил троих детей и, хоть и не чает души в своих внуках, считает вполне достаточным повозиться и понянчиться с каждым из них полчаса в неделю? Как бы он справился? «Но сетовать бессмысленно, — отважно подумала она. — Что сделано, то сделано». Теперь осталось лишь с достоинством удалиться. И только собралась она это сделать, как Китти заперла дверь.

Замок щелкнул очень громко. Окончательно и бесповоротно. После чего Китти не отошла в сторону, но прислонилась к двери — как показалось Розе, в весьма угрожающей позе. А потом улыбнулась. Страшной улыбкой. Ее узкая, чувственно изогнутая верхняя губа не вытянулась в стороны, но поднялась, будто у рассерженного зверька, обнажив острые резцы, сверкнувшие в лучах света. Они выглядели устрашающе острыми и блестящими. Потом она перестала улыбаться, и это было еще хуже. Потому что Роза, чье внимание ненадолго отвлекли пугающие белые клыки, имела неосторожность посмотреть Китти в глаза. Сверкающие, лазурные и холодные. Нечеловеческие глаза. Внезапно воздух в помещении сгустился и наполнился угрозой. И Роза поняла. Поняла, что все пересуды, догадки и полусерьезные предположения, звучавшие в буфете, оказались самыми что ни на есть очевидными фактами. Что Китти и вправду избавилась от мужа ради его денег и своей свободы. И что она, Роза, теперь наедине с убийцей.

Роза поняла, что задержала дыхание, и с большой осторожностью выдохнула, как будто даже тихое дуновение могло привлечь внимание Китти и запустить какой-то еще пока бездействующий разрушительный механизм. Роза пыталась думать, но все ее мыслительные процессы будто бы застопорились. Она попыталась двинуться и, к собственному ужасу, поняла, что не просто стоит на полу, а как бы вросла в него корнями, словно дерево. Ее сердце колотилось, а в раковину с шумом капала вода. И Розе казалось, что долгие, долгие промежутки между одним всплеском воды и следующим и между одним ударом сердца и следующим заполняют омерзительные флюиды зла.

Что ей делать? Для начала нужно отвести взгляд. Отвести взгляд от этих беспощадных жестоких глаз. А потом постараться напрячь мозги. Если бы только она кому-нибудь, кому угодно сказала, что собирается в «Белые крылья»! «Но ведь, — внезапно сообразила Роза, — Китти этого не знает». Блеф! Вот что нужно. Она выкрутится благодаря блефу. Она скажет, что Эрнесту известно, к кому она поехала, и что с минуты на минуту он заедет за ней. Дрожащим голосом она сообщила об этом Китти.

— Но, Роза, как он заедет? Ваша машина стоит на подъездной аллее.

Хитрая бестия! Ведь в ее голосе звучит лишь простое недоумение. Роза вслед за Барнаби задалась вопросом, какого черта все они привыкли считать, будто Китти — плохая актриса. Ладно, блеф не удался. Что дальше? Китти отошла от двери, и Роза, чудесным образом освободившись от недавнего оцепенения, приготовилась к оборонительным действиям, а в ее голове промелькнуло множество боевых сцен.

Ударом в стиле кунг-фу или мощным апперкотом она сбивает Китти с ног. Прижимает ее к полу и подносит нож к горлу. Ловко метнув тарелку, приводит ее в бесчувственное состояние. Когда последний из этих успокоительных образов померкнул, она увидела, что Китти медленно приближается к ней.

«Боже, — взмолилась Роза. — Помоги мне… пожалуйста ».

Она почувствовала себя огромной и неповоротливой бегемотихой, изнывающей от жары. Пот градом катился у нее по лицу и ручейком стекал в ложбинку между грудями, однако верхнюю губу и лоб обдавало холодом, а кровь стала густой и неподвижной. Она посмотрела на Китти — молодую, похожую на амазонку, тоненькую, словно розга, с сильными мускулистыми руками и ногами, — и снова задумалась, каковы ее шансы.