Александр Рыбин - Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

А с мостика между тем неслось по громкой связи:

— Бом-кливер поднять!

А один из боцманов тут же орал:

— Бом-кливер-нирал отдать! — И тут же: — Пошел бом-кливер-фал! Подветренный бом-кливер-шкот тянуть!

В первую же ночь, как они вышли из Севастополя, Илью напугала команда, которая вырвалась из мирно дремавшей до этого радиоточки, висевшей в его каюте. Он уже сладко потягивался, полузабытьё и успокоение наконец посетили его, как вдруг ожившая радиоточка проорала:

— Аврал! Все наверх, паруса поднять!

Илья выскочил из каюты с документами и фотоаппаратом наперевес. Никогда в жизни ему не приходилось вскакивать и нестись как угорелый. Команда «Все наверх» заставила его ненароком вспомнить судьбу приснопамятного «Титаника»; именно только сейчас он вдруг ощутил, что от многометровой толщи воды его отделяет лишь несколько сантиметров металла. И поэтому ночной вопль «Все наверх» он воспринял как угрозу собственной жизни. Хорошо хоть другие не обратили внимания на растерянного пассажира, выскочившего на верхнюю палубу в футболке, надетой шиворот — навыворот. Или сделали вид, что не обратили.

Постепенно он привык к воплям, которые время от времени неслись из радиоточки на стене: в конце концов, ему не надо было сломя голову мчаться по трапам из самого чрева корабля наверх. Он ведь собственный корреспондент Владивостокского морского университета, а не матрос, боцман, курсант и кто там еще. Он даже мог проигнорировать все эти вопли, но какая-то сила заставляла его подниматься на верхнюю палубу из трюма. И сейчас он, конечно, не так живо, как в первый раз, но все равно с определенной долей прыткости поднимался наверх. Кто его знает, чем морской черт не шутит, а чем может позволить себе и пошутить.

Теперь, когда он являл из трюма на белый свет себя родимого, курсанты уже давно сидели, как ласточки, на реях. Ставились прямые паруса, поднимались косые. «Надежда» послушной женушкой неслась вперед, в сапфировую даль, важно переваливаясь с бочка на бочок.

Прошло уже три дня. Илья как-то обвыкся, даже стал понимать некоторые команды и разбираться, к какому маневру предназначался тот или иной аврал.

Однажды, стараясь запечатлеть интересный момент гонки, он оказался на пути курсантов, которые должны были тянуть канаты. Дул слабый ветерок, и последовала команда: «Пошел кливер — фал!» Илья увлеченно делал снимок за снимком, не особенно оглядываясь по сторонам. Ракурс, на его взгляд, был потрясающим: ласковый ветер, пойманный врасплох, натянул парусину и выгнул косой парус, так что он очутился на фоне малинового заката. Он не услышал команду «Кливер — шкот слева тянуть!» и, будто оказавшись на пути стремглав несущегося курьерского поезда, был тут же отброшен сопящими от натуги курсантами, тянущими фал. Все споткнулись о растянувшееся между канатов тело неудачника — фотографа.

Главный боцман зарычал уссурийским тигром:

— Вы что там разлеглись? Кливер — шкот слева тянуть!

Все курсанты были для Ильи на одно лицо. Но тут, в этой куче-мале злых на него пацанов, он вдруг увидел огромные голубые глаза и прядь соломенных волос, выбившуюся из — под оранжевой косынки. Небесно — голубые очи смотрели на него с легкой укоризной: мол, ну что ты разлегся, — не видишь, что тут люди работают?

Девчонка! Илья не мог поверить: среди этой толпы мокрых от пота, суетящихся, сосредоточенных, одетых в синюю робу пацанов затесалась девушка. Точно так же одетая, как и парни, она ничем не выделялась бы среди них, так как роба почти скрывала особенности женской фигуры; единственное, что выдавало ее, это миловидное лицо и глаза, чуть подведенные карандашом. Они, эти очи девичьи, казалось, разбрызгивали вокруг себя синь. И, когда их взгляды встретились, Илья тут же безвозвратно утонул в ее небесных глазах. Это продолжалось одно мгновение. Илья отполз к фальшборту, чтобы не попадаться больше под ноги этому локомотиву из курсантских потных тел. А она вместе с парнями, упрямо ухватившись за канат, наравне со всеми тянула его что есть мочи.

Потом оказалось, что девчонок — курсанток на «Надежде» четыре. У них был отдельный кубрик, держались они особняком и в огромной массе гогочущих, веселых синеблузочников терялись, как иголка в стоге сена; поэтому их было не видно и не слышно.

«Крузенштерн» сошел с дистанции рано утром. Потом оказалось, что у них там случилось ЧП. Курсантик промаялся с животом целую ночь, пока корабельный врач на утреннем построении не обратил на него внимание. Тот уже стоял зеленый, скукоженный, но уверенный в том, что без него гонку они не вытянут. Оказался банальный аппендицит. «Крузенштерн» тут же развернулся и ушел к берегам Турции: надо было спасать мальчишку.

«Надежда» неслась к своей победе в гордом одиночестве. Остальные безнадежно отстали.

Легко писать о победах, даже если ты к этому сам не приложил усилий. Все светились от счастья. Выиграть гонку по результатам двух этапов среди парусников класса «А» — честно говоря, они и сами в это не сразу поверили. А тут сообщение от международной судейской коллегии, что именно российский экипаж «Надежды» из Владивостокского морского университета имени Невельского уверенно одержал победу.

На рейде Констанцы море напоминало большое озеро, на которое слетелись белые чудо-птицы; это парусники со всего света пришли сюда вслед за «Надеждой». Илья на компьютере набрал материал, добавил с десяток, как ему казалось, удачных кадров и отправился визировать нашу победу к Ширшовой. На удивление, та подписала не глядя и попросила отправить электронку во Владик немедленно.

На паруснике было приподнятое настроение. Курсантов ждало увольнение в город, экипаж тоже рассосался. Было начало лета, праздничная публика прогуливалась по набережной, играли оркестры, реяли флаги стран — участниц регаты. А Илье стало почему-то невыносимо скучно; ему хотелось собрать чемодан, заказать такси до трапа и умотать в какой-нибудь шикарный отель. В люксовом номере отлежаться морским котиком в огромной ванне, с фужером шампанского, и послать к черту это море. Нет, это не для него. Настроение испортилось окончательно, когда он понял: если такие мысли его посетили через неделю пребывания на паруснике, что же будет дальше? «Какие отели, какие ванны с шампанским?» — ругал он себя за слабоволие, и тут же опять в голову лезли всякие мерзкие мыслишки о том, зачем ему это было надо и кому вообще пришла в голову эта идея. Он как загнанный зверь побегал по каюте и грохнулся в койку.