Александр Рыбин - Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

Океан, когда он добрый, ужасно скучный. Однообразие пустоты голубого пространства вверху и внизу, разделенного невнятной чертой горизонта, будто говорило: «Ты-то, зачем здесь очутился?» и порождало у Ильи синдром полной никчемности. Скрашивало это вселенское одиночество, и то лишь изредка, появление на горизонте очередного «чемодана», который быстренько догонял парусник, превращаясь при этом в огромнейший сухогруз, газовоз или контейнеровоз — это выяснялось только по мере его приближения, — и тут же молчаливо уходил вдаль, за горизонт. Происходило это так быстро и бесшумно, что иногда грезилось: это один и тот же корабль-призрак шутки ради появляется из-за горизонта и за горизонтом исчезает.

На ходовом мостике, за штурвалом, днем обычно парились два курсанта; тут же с ними находился второй или третий помощник капитана. Солнце над Индийским океаном было беспощадным. В это время если кто и появлялся на палубе, то тут же и исчезал, ныряя в прохладное чрево корабля.

Илья был удивлен, как беден, на первый взгляд, окружающий мир. Зачитанная в отрочестве до дыр книга Тура Хейердала «Путешествие на Кон-Тики» являла тогда в его сознании другую картину, отличную от увиденного на паруснике. Конечно, и ему случалось находить на палубе летучих рыб, а также наблюдать, как те серебристыми стайками, выпрыгнув из невысокой волны, несутся над гладью океана. Время от времени парус ник сопровождали дельфины, изредка одинокий альбатрос уныло, нехотя пролетал параллельным курсом и скрывался в дрожащем мареве. Иногда несколько птиц, внешне напоминавших наших ласточек или стрижей, барражировали в воз душном пространстве парусника, охотясь за вездесущими мухами. Они несколько дней составляли кораблю компанию и бесследно исчезали, чтобы потом вдруг возникнуть вновь. По всему выходило, что за те неполные семьдесят лет, прошедшие с тех пор, как была написана книга норвежского путешественника, животный мир, населяющий океанские просторы, ужасно поредел.

Зато на протяжении всей одиссеи на пути фрегата то и дело попадался мусор: будто разноцветные медузы, возникали в воде полиэтиленовые пакеты; пластиковые обломки столов и стульев проплывали мимо; картонные коробки, джутовые мешки, деревянные ящики, обрывки канатов и еще куча иной дребедени… Иногда неприятным серым лишаем, образовавшимся на соленом теле океана, проплывало мазутное пятно. Однажды мимо продефилировала хорошая дверь, с глазком и блестящими медными ручками, на которой отдыхала небольшая и по виду смертельно уставшая птичка с желто-оранжевым клювом; она чем-то была похожа на чайку, если бы не длинный хвост. Как потом определил главный механик, это была птичка под названием фаэтон.

Время от времени фрегат входил в морские поля, где жили медузы разной расцветки и габаритов; некоторые были довольно больших размеров, чуть ли не с письменный стол. Но всё это не особенно оживляло, а лишь подчеркивало бедность населения вод океана, где проходила «Надежда». Но, возможно, бедность на поверхности не означала то же самое и под толщей воды. И вообще путь парусника пролегал там, где глубина океана достигала более километра, вдалеке от берегов, а вся живность сосредоточена на шельфе и вокруг островов, на мелководье.

После ужина всё население парусника, исключая вахты, высыпало на верхнюю палубу. Все вожделели прохлады. Курсанты обычно располагались в районе грот-мачты и на баке. Командование и плавсостав облюбовали себе ют. Изредка сюда выходил и капитан, но ненадолго; обычно он перекидывался парой фраз со старпомом, Пал Палычем или радистом и опять исчезал в своей каюте.

Остальные же наслаждались хоть и довольно теплым, но все же ветерком. Сюда же, на корму, подползали и две буфетчицы, коим было далеко за тридцать, не очень миловидные от природы, не очень прилично одетые, видно было, что они не заканчивали институтов благородных девиц, но при том, до поры до времени вели себя довольно скромно. Кастелянша и докторша иногда составляли им компанию. Обычно буфетчицы помалкивали; иногда, правда, бросали недвусмысленные взгляды на мужиков и, переглядываясь между собой, начинали вдруг громко смеяться, чем выводили из себя учебного помощника Ширшову, которая терпеть их не могла. Она же частенько, хитрой лисой, приближалась к какой-нибудь группке мирно беседовавших и ничтоже сумняшеся встревала в разговор. Но это было только до Порт-Саида, где ей пришлось покинуть парусник с больной курсанткой.

Июль. Индийский океан

Еще одна вечерняя байка, услышанная на юте:

Из первого отдела пришла телефонограмма: «В Сидней движется авианесущая группировка. Номера нам перепишите, если получится». Мы болтаемся на рейде, вне двенадцатимильной зоны, над нами два шара, вроде бы с мотором проблема…

В четыре часа утра америкосы тенью прошли мимо нас. Что ты там увидишь в предрассветных сумерках? Одни силуэты. А утром видим — австралийское телевидение показывает, как авианосец, две под лодки и несколько кораблей сопровождения проходят строем. Так всё чудесно видно на экране, какие номера, — всё крупным планом камера берет. Мы сразу докладываем: так, мол, и так; как вы просили, номера переписали. Правда, не сказали, что видели на ТВ, главное же-что переписали.

Нам ответ: «Молодцы! Родина вас не забудет. Появится возможность — узнайте, куда они следуют». Тут ночь, смотрим — прямо по курсу идет авианосец. Ну и остальные, видать, следом. Заприметили нас; запрашивают, что случилось. Мы — так и так, вроде как машину запустили, всё нормально… Нам в ответ: «Да вы не беспокойтесь, мы проходим в миле от вас, идем на Сан-Диего». О, думаю, опять удача! Буржуины сами сказали свой курс. Докладываем быстренько: «Курс узнали, идут на Сан-Диего». Приходит телеграмма из Москвы: «Молодцы! Что бы мы без вас делали?!»

А что, нам не жалко. Спрашивали — отвечаем. Правда, не наградили, премию не дали. Но хоть похвалили, и то неплохо.

Наконец жизнь Ильи наполнилась содержанием, поэзией, вдохновением и ежедневной сладкой болью предчувствия любви. Всё, что было до этого, — пираты, перестрелка, а еще раньше — жизнь мажора, Катька с силиконом по всему телу, убийство Арсена, ресторанные ночные забеги, — всё это кануло в прошлое, осталось где-то там, за Мальдивами, за райскими островами, за горизонтом. Вечерами, не замечая духоты и полунасмешливых взглядов курсантов, театральная группа во главе с Ильей репетировала Гамлета.