Мария Воронова - Из хорошей семьи

– Ну пожалуйста! Материала-то мало, за каждый случай как за соломинку хватаешься…

– Виктор Николаевич, не могу ничем помочь.

В трубке раздался тяжелый вздох, будто кит всплыл на поверхность океана. Воспитание не позволяло Яне повесить трубку, потому что заканчивать разговор должен тот, кто его начал, а Зейда не спешил прощаться.

– У будь-який час, як вам зручно, – пробасил он.

– В ниякий мне не зручно! – От злости Яна начала его хорошо понимать. – Попросите вашего товарища Юрия Ивановича, пусть он с вами сходит.

Зейда кашлянул в трубке и ничего не сказал, а Яна залилась краской. Как она могла забыть, господи… Заставлять старого опера смотреть уголовное дело убийцы своего сына просто-напросто бесчеловечно.

Яне стало так стыдно за свою душевную черствость, что она быстро договорилась с Зейдой встретиться завтра.

В шинели Виктор Николаевич казался еще больше, чем помнилось Яне по первой встрече. Если он и презирал теперь ее за эгоизм и нечуткость, то ничем этого не показал, наоборот, радостно улыбаясь, вручил букетик анемичных гвоздик, в вестибюле архива помог снять пальто и так взглянул, что Яне стало немножко обидно за свой внешний вид. Плотные колготки того невыносимо телесного цвета, что наводит на мысли о протезной мастерской, черная юбка и мышино-серая трикотажная водолазка в сочетании с полным отсутствием косметики совершенно утешат Зейду, если он еще огорчается из-за ее отказа.

Очень быстро выяснилось, что они побеспокоили гардеробщицу совершенно напрасно. Пожилая архивариус, поджав нарисованные чуть мимо рта губы, сообщила, что тут не публичная библиотека и дела выдаются только по оформленному соответствующим образом и подписанному руководством запросу даже сотрудникам, а о том, чтобы дать их людям со стороны, не может быть и речи.

Когда они вышли на улицу, Яна призналась, что начальство не подпишет ей такой запрос, потому что Горьков не имеет никакого отношения к расследуемым ею делам. Вот никак его никуда не пристегнуть.

– Шо маемо, то маемо, – подытожил Зейда.

Наверное, Виктор Николаевич наслал на нее гипноз или какие-нибудь злые чары, потому что вдруг оказалось, что она посреди Невского выбирает, на какой бы фильм им с Зейдой пойти. В «Художественном» шла французская комедия с Пьером Ришаром, и Виктор Николаевич так хотел ее посмотреть, что Яна согласилась, хотя это ясно свидетельствовало о ее невысоких культурных притязаниях и примитивном вкусе.

На сеансе Зейда смеялся так, что весь ряд трясся, и Яна сначала хотела презирать его за это, но неожиданно ей самой стало весело смотреть не столько даже на экран, сколько на своего спутника.

После фильма Виктор Николаевич повел ее на улицу Марата в кафе «Сладкоежка», и Яна, понимая, что должна категорически отказаться, не стала даже отнекиваться.

В очереди за ними стояли подростки, которые, как положено в этом возрасте, не просто смеялись, а постоянно хихикали и прыскали, и почему-то их страшно развеселило название пирожного «Ночка». «Как это я скажу продавщице: дайте мне, пожалуйста, две ночки?» – недоумевал подросток, а Зейда услышал и расхохотался на все кафе.

Глупый, простой, невоспитанный человек, но рядом с ним Яна пребывала в какой-то эйфории, в иллюзии, что мир – это простое и радостное место, и не хотелось торопиться обратно в правду.

Янина мама часто сетовала на свою невезучесть, мол, судьба никогда не делает ей подарков, зато сурово наказывает за любую провинность и требует немедленной расплаты за каждое удовольствие. Например, если удавалось достать билеты в театр, то можно было быть уверенной, что, вернувшись оттуда, найдешь дома заболевшую дочку или прорыв канализации.

Похоже, это качество передалось Яне по наследству.

Утром все ее мысли были заняты Виктором Николаевичем, хоть он и не заслуживал, конечно, такой чести. Почему он не лез целоваться, как другие ее поклонники столь же недалекого ума? Просто проводил до дома, и все. Даже на ты не попросил перейти… Да, да, данное предложение должно исходить от женщины, но колхозник Зейда откуда это знает?

Не хочет больше с ней общаться? Зачем тогда водил в кино и в кафе? Она же не навязывалась!

В качестве благодарности, что ли? Ты сходила со мной в архив, я тебя прогулял, так что мы в расчете?

Или проучить решил, смотри, Яночка, от чего ты отказалась.

Или все гораздо проще и обиднее – она Виктору Николаевичу не понравилась. Увидел, какая она блеклая серая дура с глазами неопознанного трупа, конечно, что тут может привлечь полнокровного самца? На первых свиданиях Яна всегда старалась говорить поменьше, а слушать побольше, и он, наверное, решил, что это не сдержанность, а тупость.

Да уж, когда такой одаренный товарищ, как Виктор Николаевич, считает тебя глупее себя, это обидно.

Все это каруселью крутилось в ее голове, не давая сосредоточиться на плане допроса. Не хватало еще, чтобы она завалила работу из-за всяких наглых Зейд!

Яна зажмурилась, внушая себе, что каковы бы ни были мотивы уважаемого Виктора Николаевича, он в любом случае не стоит ее внимания, но сеанс аутотренинга быстро был прерван звонком местного телефона. Мурзаева вызывала ее к себе.

Марина Петровна смотрела на Яну сурово, а сидевший тут же Крутецкий – с глубокой отеческой печалью.

– Звонили из архива, – сказал Максим Степанович, – вы интересовались делом Горькова. Не позволите ли спросить, с какой целью?

– Я хотела помочь в научной работе товарищу Зейде, – прошептала Яна, задним умом понимая, как глупо это звучит.

– А вы, простите, ученый? Сотрудник университета или другого научно-образовательного учреждения? Нам что-то неизвестно о характере вашей трудовой деятельности?

– Нет, я просто…

– Яна Михайловна, если вы не в курсе, где и кем вы работаете, и круг ваших обязанностей вам не ясен, то осознайте, пожалуйста, как минимум то, что вы находитесь не в детском саду, а на службе, – произнес Крутецкий с удивительной мягкостью, – и тут оправдания «я просто», «я нечаянно» и «я не хотела» не работают. Вы самовольно решили, что человеку со стороны, не специалисту, позволительно показать уголовное дело. Кто вас наделил столь широкими полномочиями?

– Я думала, что…

Максим Степанович жестом остановил ее:

– Думать, Яна Михайловна, вы можете все, что угодно, но действовать и принимать решения вольны только в рамках своих служебных обязанностей и сопряженных с ними полномочий. Мы вам не враги и не оккупанты, чтобы вы в тылу у нас занимались партизанской деятельностью. Если вашему молодому человеку…

– Он не мой молодой…

– Ваша личная жизнь нас не касается. Если вашему кто бы он там ни был в рамках его научной работы требуется изучить уголовное дело, для этого существует специальная и отработанная процедура. Он обращается к руководителю своего учреждения, тот к прокурору города, и на этом уровне решается вопрос. Так и передайте вашему… – Максим Степанович выдержал многозначительную паузу, – вашему, в общем.