Мария Воронова - Из хорошей семьи

Чашки были простые, белые в красный горошек, из таких пьют в каждом втором доме, а ложечки серебряные, с монограммой, и такой же вензель Яна разглядела на льняных салфетках. Присмотревшись внимательнее, Яна заметила в ушах Валентины Дмитриевны серьги явно не советской работы. Павел Николаевич происходил из белорусской деревни, но, похоже, женился на девушке благородных кровей. Интересно было бы узнать семейную историю, кем предки Валентины Дмитриевны были до революции, смирились ли с тем, что все потеряли, как приняли безродного зятя-колхозника?

Она призналась, что хотела бы поговорить с хозяйкой дома наедине. Евгений тут же подхватился, сказал, что воспользуется свободным временем, чтобы съездить в универмаг, благо до закрытия остался еще час, выгнав Яну в кухню на несколько минут, обиходил мать, принес из кухни горячий чайник и был таков.

Яна улыбнулась – когда ты много лет привязан к больному человеку, дорога каждая свободная секундочка.

К сожалению, Валентина Дмитриевна не сумела вспомнить ничего подозрительного, только повторяла, что если бы муж был виноват, она обязательно бы это почувствовала. Паша в юности перенес много испытаний, поэтому господь наградил его безмятежными зрелыми годами. И то трудно сказать, чего было больше – счастливого стечения обстоятельств или спокойствия мужа, умевшего радоваться тому, что есть. Наверное, другого человека скромные тиражи, террор редакторов и отсутствие признания за пределами Ленинграда доводили бы до отчаяния, а Павел Николаевич не унывал, работал себе спокойненько и занимался с молодежью. Именно «Алые паруса» он считал делом своей жизни, говорил: «Книги я пишу средние, почитают-почитают да и забудут, а опыт мой в детях прорастет». Он радовался успехам учеников больше, чем собственным, и не жалел времени, чтобы им помогать. Любой при необходимости мог прийти к нему домой или позвонить по телефону, но дети не злоупотребляли этим разрешением, разве что, когда Женя подрос, девочки стали чаще заглядывать к Павлу Николаевичу домой за срочным литературным советом.

Горьков-старший обладал редким для педагога свойством – понимал, что ни креста, ни клейма на детях ставить нельзя, и вообще его личное мнение о ребенке может не совпадать с действительностью. Последний обормот и завсегдатай детской комнаты милиции получал у него такую же поддержку и внимание, как бледный романтичный отличник, исписавший поэмой о несправедливости бытия тетрадку в девяносто шесть листов. Это потом послужило для обывателей косвенным доказательством его вины, якобы ему было плевать на дарования детей, главное было их к себе приманить.

Имея широкий круг знакомств, Павел Николаевич после ареста немедленно прослыл холодным, нелюдимым и странным человеком. Действительно, он не любил пустопорожних разговоров, пьяных посиделок и прочих роскошей человеческого общения, но, если у кого-то случалась неприятность, Горьков молча, без охов и ахов, делал что мог и снова исчезал с горизонта. Например, если умирал кто-то из собратьев по перу, дать родным крупную сумму денег и не пойти на поминки было в обыкновении у Павла Николаевича.

Сидеть и переливать из пустого в порожнее он очень не любил. «Когда что-то происходит, мечтать о том, как было бы хорошо, если бы этого не было, – бессмысленно, а продолжать жить так, будто этого нет – самоубийственно» – эту фразу Горьков часто повторял.

Эту суховатость тоже поставили ему в строку, мол, водился с детьми, а со взрослыми не умел общаться, явно ненормальный.

Единственный, кто не поверил сразу в виновность Горькова, это муж сестры Вадим.

– Какая все-таки ирония судьбы, – вздохнула хозяйка, – мы посчитали его крайне неподходящим человеком, отказали от дома, а на помощь в трудную минуту пришел только он один. До сих пор не могу себе простить, что не послушалась его тогда и не сбежала с младшим сыном.

Яна встрепенулась. Тема неподходящего человека была ей очень интересна по личным причинам. Она боялась идти на свидание с Витей Зейдой главным образом потому, что знала: если у них что-то получится посерьезнее похода в кино, то мама бурно отреагирует на такого кавалера. «Яна Зейда, – скажет она, – боже мой, какой ужас! Неужели я заслужила, что у меня будут внуки Зейды?» И упадет в обморок от столь печальных перспектив. А папа тут же подключится с лекцией, что муж с женой должны общаться на одном языке, а тут этого нет даже в буквальном смысле, не говоря уже о метафорическом. Ради ее же пользы запретят встречаться с Виктором и как тогда быть? Огорчать родителей нельзя, но, с другой стороны, так можно до пенсии прождать подходящего кандидата.

Любопытно, как в других семьях справляются с проблемой зятя «не нашего круга»?

Валентина Дмитриевна рассказала, что ее родители не могли похвастать аристократическими корнями, но тяготели к прежнему, ушедшему миру, благо отец добился больших успехов на поприще адвоката и мог окружать себя теми людьми и вещами, которые ему нравятся. Они с мамой были завсегдатаями антикварных магазинов, а лучшей рекомендацией для нового знакомого служило его происхождение «из бывших». Мама пыталась создать дома атмосферу дворянской семьи, исподволь внушая дочерям, что они не такие как все и вести себя должны соответствующе. Поэтому, когда Горьков сделал Валентине предложение, она страшно боялась представлять родителям будущего мужа. Однако Павла приняли благосклонно. Папа оценил его боевое прошлое, мама нашла, что он «открытый честный парень», и благословение на брак было дано, хотя первые годы Горьков жил в атмосфере милой снисходительности, будто он не муж, не глава семьи, а крепостной, взятый на воспитание.

Даже Валентине Дмитриевне бывало иногда неловко, когда мама делала зятю замечание за столом, но Павел только улыбался и перехватывал вилку, как положено. Он рассудил, что пока им от родителей не съехать, не стоит мотать себе нервы по пустякам, худой мир лучше доброй ссоры, а за бесплатные уроки этикета теще большая благодарность.

Наблюдая эту идиллию, младшая сестра сделала вывод, что ее избранник будет принят в семью так же доброжелательно, и в один прекрасный день привела в дом Вадима, милиционера без высшего образования, безотцовщину, рожденную у какой-то поварихи.

А это вам не здоровая крестьянская наследственность, нет! Мать-одиночка синоним проститутки, повариха есть не что иное, как воровка, а когда человек добровольно выбирает поприще милиционера, это красноречиво свидетельствует о низости его натуры. Ну и, естественно, самый весомый аргумент: человек с таким пустым взглядом и тупым лицом не может быть хорошим мужем.

– Вот судьба, – вздохнула Валентина Дмитриевна, – мама кричала Гале про плохую наследственность, которая обязательно проявится в детях, а ударило этим тезисом по нам. Один мой сын погиб, у другого жизнь навсегда сломана именно из-за убеждения, что дурные наклонности передаются по наследству. Никогда ничего не утверждайте безапелляционно и бездоказательно, иначе судьба даст вам на собственном опыте испытать, так ли это.